И никакой вообще корабль не ждет?
Если Фафнир что-то напутал?
Вдруг этот загадочный чародей Альбрих взял – и умер? Ведь мог же, если погиб даже бессмертный Фафнир?
Вот о чем думал Зигфрид, меланхолично наблюдая, как быстрые воды реки несут вниз длинные ледяные пленки – гонцов скорого ледостава.
Для тревоги были основания – лошадь Зигфида пала больше недели назад. Рядом с ней пришлось зарыть и большую часть взятой из дому провизии. Оставшуюся еду Зигфрид переложил в переметную суму и теперь волок на себе.
С каждым днем нести суму становилось легче.
Дичи, как назло, не попадалось, если не считать полнотелых по осени волков.
Зигфрид понимал: если он не встретит на Нифльзее Альбриха, на обратном пути он будет вынужден варить в походном котелке суп из своего сапога, заправляя варево, заместо репы и пшена, деликатесными ягодами рябины, сладкими ягодами можжевельника и питательной березовой корой.
Через четыре дня Зигфрид спустился на берег закутанного грязным ноябрьским туманом Нифльзее. Озеро Мрака выглядело как ему и положено – мрачным.
Сбывались худшие предчувствия королевича – ни занюханной деревни, ни эпического круглого корабля, ни одной живой души.
Угрюмо гадая, в какой момент путнику, оказавшемуся в его положении, пристало «пасть духом», Зигфрид забросил переметную суму, облегчившуюся в аккурат на вес нетто, на широкий серый валун, имевший идеально круглую, плоскую вершину, и сам вскарабкался на него.
Оттуда, по мнению королевича, должен был открываться хороший вид.
Листвы на деревьях уже не было, если не считать ржавые одежки невысоких дубов. Природа выглядела недовольной – как-никак, Зигфрид застал ее за переодеванием.
Зато справа от валуна все было зелено. Брусника, голубика и багульник словно бы нарочно собрались гуртом, чтобы порадовать путника своей невозмутимостью перед лицом близкого снегопада. Зигфрид счел это хорошим предзнаменованием (ведь полянка была справа) и улыбнулся.
Душа королевича исполнилась благодатью. Сидеть на камне было на удивление уютно, незаметно струилось время, ветер увещевал: все будет хорошо.
Даже суп из сапога и березовой коры вдруг показался Зигфриду чем-то если и не вкусным, то, по крайней мере, временным.
Королевич обнял колени руками и стал прочесывать взглядом озерный туман. Может и впрямь там где-то корабль?
Зигфрид так засмотрелся, что, когда за его спиной хрустнул валежник, он вздрогнул всем телом от неожиданности.
Под валуном, на брусничном ковре, одетый в штаны и куртку из козьих шкур, стоял человек. Человечек. Росту в нем было как в ребенке семи лет. В руках человечек держал стальной посох, навершие которого венчала блестящая щучья голова. Она вращала злыми глазами.
Сам владелец посоха вид имел в одночасье величавый и отчужденный – и Зигфрид подумал, что обычно так выглядят иноземцы, не понимающие наречия страны, в которой очутились. Да еще, пожалуй, некоторые сумасшедшие.
Голову карлика венчал двурогий колпак сказочного фасона, щедро подбитый изнутри мехом. Из-за этого колпака создавалось впечатление, что голова у Альбриха величиной с туловище.
– Желаю здравия досточтимому волхву Альбриху! Пусть процветание войдет в твои чертоги! – цветасто, на галльский манер, начал Зигфрид. Вставши на камне в полный рост, он отвесил Альбриху поясной поклон, галантно поясняя: – Дракон Фафнир велел тебе низко кланяться и…
– Бросай эти церемонии к едреной фене. Докланялся уже твой Фафнир, старое болтливое чучело… – глубоким, совершенно не карликовым голосом прервал Зигфрида Альбрих.
– Откуда вы знаете, что Фафнир «докланялся»?
– От одного верблюда, – таинственно заявил Альбрих. – Подай мне лучше руку, чтобы я мог взобраться к тебе.
Зигфрид с готовностью подскочил к краю валуна и встал на четыре. Оказалось – этого недостаточно. Тогда он лег на камень и вытянул вниз руку. Карлик подпрыгнул. Не достал.
Лишь с третьей попытки белая, длиннопалая ладонь Зигфрида повстречалась с морщинистой, волосистой лапкой Альбриха. Карлик гирей повис на руке королевича, обнаружив, кстати, немалый вес.
Втащить Альбриха на валун оказалось задачей непростой – Зигфрид, заморенный недоеданием, вспотел и запыхался. Тем более, что лилипут нисколько не утруждал себя попытками поспособствовать. Мог же в принципе как-нибудь ловко оттолкнуться посохом от земли, подтянуться на правой руке или хоть воспользоваться пресловутой «магической силой»!
– Выходит, про Фафнира ты знаешь, – переводя дыхание, подытожил Зигфрид.
Королевич был в растерянности – он-то рассчитывал поразить Нифльзейского отшельника рассказом очевидца, даже пару удачных наблюдений заготовил. А так выходило, что ситуация вступает в следующую, предсказанную покойником Фафниром, стадию:
«Если Альбрих не убьет тебя, можешь считать себя избранным…».
Зигфрид с тревогой воззрился на лилипута.
Оружия, за исключением щучьего посоха при Альбрихе не было. Неужто голыми руками удавит? А может пресловутой «магической силой»?
– И про Фафнира я знаю. И про Конана, дуролома из Киммерии. И про то, что ты ветреный и тщеславный мальчишка, которому довелось омыться в драконьей крови, желаешь ловить стихии… Наверное, в этом она и проявляется – моя легендарная мудрость.
Ирония Альбриха подкупала, но и внушала опасения.
– Послушай, досточтимый Альбрих… Ты ведь, наверное, сейчас захочешь убить меня? – севшим голосом поинтересовался Зигфрид.
– Это еще зачем? – нахмурил брови Альбрих, сосредоточенно почесывая навершием посоха спину между лопаток.
– Чтобы понять, гожусь я или нет.
– Это я уже понял.
– И что? – от невозмутимости Альбриха Зигфриду делалось дурно. В ней королевич подозревал спутницу какого-то особенно бесчеловечного коварства.
– Как «что»? Выяснилось, что годишься.
– А как? Как это выяснилось? – не унимался Зигфрид.
– Посмотри-ка вон туда! – Альбрих указал посохом в сторону, где раньше ржавела, шелестя неопавшими листьями, дубрава. – Или хотя бы туда, – Альбрих указал вниз, на полянку, где только что чванился восково-зеленый брусничник.
Зигфрид проследовал взглядом за посохом Альбриха и едва не потерял дар речи.
Никакого брусничника больше не было. Никакой дубравы.
Он и карлик находились теперь вовсе не на берегу Нифльзее, но среди вод – видимо, того же Нифльзее.
Зигфрид присмотрелся. Берег мреял в мышастого цвета дымке на значительном удалении.
Оторопелый Зигфрид перевел взгляд себе под ноги.
Он больше не стоял на сером валуне с круглой плоской вершиной. Он стоял на круглом плоту, обшитом матово блестящей шкурой с широкими, воронкообразными порами. Кое-где на шкуре были рассыпаны буро-розовые бугорки, благодаря которым нога не скользила, даже когда плот заливало водой.