Эгин не ставил никакого прямого вопроса. Эгин провоцировал.
– Это была лучшая половина, ― в сузившихся глазах Самеллана Эган увидел глухую стену отторжения. Он, Самеллан, не хотел говорить ему многого. И это многое было явно не самым лучшим, что может рассказать о себе человек.
– Но, ― заметил Самеллан, плотно сцепив пальцы, ― лучше, чтобы вы знали обо мне из моих собственных уст, чем, например, от Дотанагелы. Уважаемый пар-арценц, скажем мягко, питает отвращение к Аюту и, увы, ко всему аютскому. А я сделан в Аюте, и двадцатилетняя перековка здесь, в Пиннарине, едва ли пошла мне на пользу. К тому же я преступник, а пар-арценц очень не любит преступников.
Самеллан грустно улыбнулся. Эгин, который давал себе зарок молчать и слушать, испытал неожиданный прилив жалости при виде этой улыбки, совершенно неуместной на красивом жестокой красотою воина лице Самеллана.
– Вы действительно считаете преступлением похищение секрета дагги? ― спросил Эгин нарочито небрежно. Дескать, все нормально, Самеллан, какой там вы преступник!
– Нет, Эгин, ― лицо Самеллана окаменело. ― Я не считаю преступлением похищение секрета дагги в том виде, в каком оно-было мною произведено.
Слова Самеллана падали за корму, как железные снаряды «молний Аюта». Отрывисто и веско, глухо и зловеще.
– Я считаю преступлением собственноручное убийство доверившейся мне всем сердцем двоюродной сестры. Я считаю преступлением убийство восьми офицеров Опоры Единства, служивших до вчерашнего дня на «Зерцале Огня» и двадцать лет оберегавших мою скромную персону от мести Гиэннеры. Я принимал в их избиении весьма деятельное участие наряду с Дота-нагелой. Знахарем, исчислителем и вашим другом.
При этих словах Самеллана на западе утробно заворочался далекий гром. Но и Эгин, и Самеллан остались глухи к нему. Потому что последние слова Самеллана прозвучали для обоих значительнее любого грома.
– Зачем? ― только и смог выдавить Эгин.
– Зачем что? Зачем сестра или зачем офицеры?
– Зачем вы убили свою сестру? ― спросил Эгин, кое-как справившись с голосом.
– Вам не пришлось бы задавать этот вопрос, рах-саванн, если бы вы побывали на моем месте или даже просто удосужились поразмышлять не как молодой и честный человек, а как офицер Свода Равновесия. Посудите сами. Даже один-единственный корабль с «молниями Аюта» при всех трудах Опоры Единства не мог существовать в безвестности. Очень скоро Гиэннера узнала бы, что тайное стало явньм. Так оно, кстати, и случилось. Рах-саванны Опоры Единства, будь они с нами, многое могли бы порассказать о покушениях на мою жизнь. Но это не суть важно. Важно, что установить мою личность для Гиэннеры не составляло никакого труда и, значит, проще простого было и вычислить источник моей осведомленности ― мою сестру. Разумеется, она понимала это и бежала из Аюта вместе со мной. Я уже не говорю о том, что расставание со мной разбило бы ей сердце отнюдь не в поэтическом смысле.
При этих словах Самеллана Эгин вновь вспомнил о приворотной магии и вновь промолчал.
– Но самого ужасного моя сестра не понимала, а скорее, ослепленная своей страстью, просто не хотела понять. Дело в том, что двое людей, знающих образ-ключ за пределами Аюта, ― это уже слишком. Я ― мужчина, и мне удалось показать варанцам власть над своим телом и над своими чувствами. Я не хотел говорить вам, рах-саванн, но перед «куколкой» (Эгин догадался, что речь идет о «сне Звезднорожденных»; да, в Аюте это называлось куда как прозаичнее) я вручил варанцам голову своей сестры. Я рассказал им, как я добыл секрет дагги, не утаивая ничего. И тем самым я спас свою жену, потому что даже такие сволочи, как Норгван, понимают, что после такого…
Эгин умом понимал, что Самеллан, возможно, прав, но его сердце отвратилось от этого человека навсегда. Лучше бы он соврал, что убил свою сестру из ненависти к ее ополоумевшим от похоти глазам, чем во имя спасения своей жены.
– Самеллан, вы чудовище, ― неожиданно для самого себя сказал Эгин.
– Да, ― как-то очень небрежно кивнул Самеллан. ― Но имя настоящему беспощадному и бесчеловечному чудовищу ― Свод Равновесия. Есть и другие имена ― Варан, князь и истина. Потому что в отличие от меня, Самеллана, тленного человека в руках Судьбы, эти имена существуют уже века и просуществуют, возможно, тысячелетия. И золотая секира Свода Равновесия все время будет обагрена свежей человеческой кровью. Как вы думаете, Эгин, в чем разница между Сводом и Гиэннерой, между Вараном и Аютом? ― Самеллан бросил на Эгина испытующий взгляд.
– В сорока лигах Наирнского пролива меж ними, ― огрызнулся Эгин, который ожидал от Самеллана какой-нибудь людоедской демагогии.
– Ответ философа, ― усмехнулся Самеллан. ― И, Шилол мне на усы, если в нем нет смысла. Ают и Варан в действительности очень похожи. Хотя бы уже тем, что ни мы, ни вы, в отличие от всей прочей Сар-монтазары, по сей день не порабощены ни харренита-ми, ни южанами. Так вот, не мне вам рассказывать, что Варан уцелел исключительно благодаря Своду, а Ают ― благодаря Гиэннере, «молниям» и другому превосходному оружию, которого у нас даже несколько больше, чем кажется самым смелым мечтателям из Опоры Вещей. Но разница, Эгин, в том, что Ают никогда, вы понимаете, Эгин, никогда со времен Эррихпы Древнего не покушался на соседей. Вы думаете, Аюту сложно сокрушить, к примеру. Варан? С двумя сотнями «молний», не говоря уже о лучницах Гиэннеры? Сложно?
– Не знаю, ― честно пожал плечами Эгин. ― Теперь уже не знаю. Я не уверен, но мне кажется, что такие люди, как Дотанагела, могут…
– Ни хрена они не могут, ― спокойно перебил Са-меллан Эгина. ― К счастью, заметим. Вас просто несколько в ином духе воспитывали, Эгин. «И наступит день, когда княжеские знамена будут трепетать от Када до Магдорна, от Океана до Хелтанских гор…» Верно ведь? И под каждым кустом от Када до Магдорна будет сидеть офицер Опоры Единства. Ваш Варан, Эгин, в правление несравненного Шета оке Лагина уже имел счастье отличиться на поприще больших увеселительных игрищ с барабанами и развернутыми знаменами. Только мало, очень мало людей вернулось с них домой. Про битву в солончаках Сумра я вообще молчу, чтобы не обижать в вашем лице варанского офицера. Ну а сто лет назад вам просто очень повезло. Если бы харренитам в один прекрасный момент не насолили под хвостом южане, вашего Сиятельного князя сейчас звали бы каким-нибудь Неферналламом Восемнадцатым, и был бы он родным братом харренского наместника в Ре-Таре. Но вот что действительно могут такие люди, как Дотанагела… ― Самеллан понизил голос, ― …так это вырывать признания у слабых духом. Моей сестре могли просто пригрозить моей смертью. И, коль уж скоро она ради своей любви выдала этот секрет мне, она, конечно, выдала бы его и варанцам. Я имею в виду образ-ключ. И этот день стал бы началом конца того самого Равновесия, которое всякие Норгваны призваны, по идее, оберегать. И вот тогда ваши княжеские знамена стали бы трепетать где ни попадя. Возможно, действительно от Када до Магдорна. А ваши коллеги, Эгин, стали бы ссылать людей на рудники за то, что они делают любовь в той позе, которую находят самой прекрасной. Двадцать лет каторги за «Двойное Сочетание Устами»! И, разумеется, смерть за заговоренный нагрудник.