Необычное это было зрелище. Если что-то оно и напоминало, то, пожалуй, потешный лабиринт, выстроенный в садах Сиятельного князя. Неожиданные, противоречащие здравому рассудку встречи стен под острыми углами. Плавные линии, не образующие прямых углов, изогнутые не без изящества. Полное отсутствие круглых или квадратных очертаний башенных постаментов. А остатки стен, возвышающиеся то там то сям, больше всего напоминали Эгину, напоминали….
«…лепестки, Шилол меня раздери!» ― не без раздражения заключил Эгин, злясь на себя за свое тугодумие.
– «Хоц» на наречии смегов означает всего лишь «укрепление», «крепость». А вот «Дзанг» ― сроду не угадаешь, —игриво заметила Тара.
– А что тут гадать? ― слегка окрысился Эгин, который терпеть не мог, когда его собеседники кичатся книжным знанием. ― Даже тупому варанскому солдафону понятно, что «Дзанг» означает… «роза!» ― выпалил Эгин весьма неожиданно для самого себя.
Несколько мгновений Тара молчала.
– Да, ― сказала она, и Эгин очень, очень пожалел, что не может воочию увидеть ее лица, которое он столь живо представил себе, судя по ее голосу. Удивленное, восхищенное и слегка разочарованное.
– Вот то, что ваши глупцы из Свода назвали бы, верно. Сердцем или Оком Хоц-Дзанга, амы. Говорящие, зовем просто Семенем.
Тара провела Эгина в самый центр руин, и теперь они стояли перед черным матовым столбом шестилоктевой высоты, в котором любое, самое целомудренное око признало бы разительное сходство с мужским органом.
– А почему не… ― с лепсой хрипотцой начал было Эгин, которому на ум мгновенно пришла последняя ночь с Тарой.
– Потому что это семя, а не хрен, ― строго отрезала Тара тоном аррума Опоры Благонравия. ― Хоц-Дзанг назван «Крепостью-Розой» отнюдь не по пустой прихоти его создателей. Хоц-Дзанг ― это действительно крепость-роза. По преданию, он был построен Лишенным Значений. Но, честно говоря, ― Тара коротко хихикнула, ― о каких бы диковинах Круга Земель ни повествовали разные Скрижали, Книги и Геды, они вечно приписывают их создание то Хуммеру, то Лишенному Значений, словно бы не существовали ни Ге-стра, ни Гаиллирис, ни Леворго, ни Шилол, ни…
– Постой, постой! ― У Эгина и без того голова шла кругом от безумных вещей, сумасшедших событий и головокружительных ласк женщины, погибшей в героическую эпоху. ― Мне не важно, кто создал крепость-розу. Важно, чем она является.
– А… Да, Эгин, ты прав, ― спохватилась Тара. ― Видишь ли, таких крепостей, как Хоц-Дзанг, больше нет, да и эта не сохранилась бы никогда, если бы не Шет оке Лагин. Он, конечно, испепелил Хоц-Дзанг, но он же даровал ему…
– Тара!
Нет, это был не вполне человеческий голос. В нем слышались рев медведя-людоеда, рокот каменных утесов, шум свирепого зимнего прибоя. У Эгина против его воли чуть подогнулись колени. Голос принадлежал Фараху.
– Тара, тебя немедленно хочет слышать свел народа смегов. И меньше болтай ― боюсь, все, что ты сейчас собиралась рассказать своему тощему любовнику, он вскоре увидит сам. Ясно?!
– Ясно, ― с вызовом ответила Тара. Она была явно раздосадована, обижена за «тощего любовника» и… и сильно испугана.
С первого дня в Хоц-Дзанге Эгин понял, что смега-ми правит свел. «Свел», как он знал, ― это оринский титул, обозначающий верховного правителя с наследственной передачей власти. И в первый же день Эгин задумался над совсем простым вопросом: как делят власть над сметами Говорящие Хоц-Дзанга и свел? Да и можно ли вообще вести речь о какой-либо реальной власти свела над сметами, если могущество Говорящих огромно. Столь огромно, что даже пар-арценц Опоры Писаний вместе со Знахарем Свода не смогли противопоставить ему ровным счетом ничего, кроме своей отчаянной храбрости?
Теперь он знал ответы на эти вопросы.
Говорящие возродились вместе с руинами Хоц-Дзанга, и на всем Циноре к тому моменту едва ли сыскалась бы сотня беглых каторжников. Потому что все варанские гарнизоны были отозваны Шетом из недостроенных крепостей и никогда больше в них не возвращались.
Итак, Говорящие оказались в пустоте. Три одинокие души, отягощенные заклятиями Шета оке Лагина. А заклятия Шета были просты, очень сильны и не имели никакой обратной силы. Даже сам Шет был против них бессилен, как грудной младенец.
Заклятия гласили:
Говорящие не могут покинуть пределы Цинора до скончания времен. Ни своими силами, ни волею посторонних сущностей. Любая попытка пересечь сухопутные и морские границы Цинора означает немедленное и конечное небытие Говорящего.
Говорящие не могут причинить зла людям, которые придут на Цинор с миром, чтобы принять нравы, обычаи и язык древних смегов, а равно и имя «смеги».
Говорящие должны уничтожать всякого, кто придет к принявшим имя «смеги» с войной.
Говорящие должны во всем слушаться того, кто назовется свелом принявших имя «смеги». Ослушание перед лицом свела означает немедленное и конечное небытие Говорящего.
Попросту говоря, Шет оке Лагин придумал цепных псов Цинора, которые должны были оборонять тех, кому еще предстояло прийти.
Именно цепных, ибо Говорящие были закреплены за Цинором и не могли, даже возжелай они того, нести смерть в другие земли Сармонтазары.
Именно псов, ибо им было назначено ненасилие против своей паствы и полное послушание свелу ― своему пастырю.
А если свел пожелает истребить при помощи Говорящих половину своих подданных? Что победит ― «ненасилие» или «послушание»?
«Победит послушание, ― мрачно ответила Тара. ― Мы послушаемся свела и убьем. Но не смегов, нет. Мы убьем свела».
«Шилол, Шилол, Шилол… ― подумал тогда Эгин. ― Повсюду ― одно и то же. Люби и властвуй. Властвуй без любви. Властвуй без ненависти. Убивай и властвуй. Люби и стань никем».
Кто и когда придет на Цинор, чтобы принять имя «смеги», Шет не знал и не мог знать. Но, судя по всему, догадывался ― иначе зачем бы он делал все то, что он делал?
В те годы, когда Цинор стоял опустошенный, а по нему бродили пока еще толком никем не замеченные, но уже обросшие чудовищными слухами Говорящие, люди боялись Цинора, ибо не понимали его. «Да, кое-кого нам действительно пришлось проучить, ― грустно заметила по этому поводу Тара. ― Всегда находятся безумцы, которые жаждут золота из разрытых могил и страшного знания из непонятных письмен. Они, напуганные нами до смерти, уходили ни с чем и рассказывали свои истинные страшные приключения, которые быстро становились кошмарными небылицами».
Шли годы, десятилетия и века. На Севере крепла Харрена, на Юге ― Тернаун, в Варане набирался сил Свод Равновесия. «Да, офицеров Свода мы убивали всегда, ― с неохотой согласилась Тара. ― Они приходили сюда не по недомыслию, а с мрачными своекорыстными умыслами. Кстати, тогда ни князья, ни гнорры, ни пар-арценцы вполне справедливо никакого интереса к Цинору не питали, а не в меру любопытные аррумы лезли сюда исключительно в поисках разной дряни. И ни один из них не смог пред нашим ликом убедительно доказать, что ищет Коготь Хуммера или там Хват Тегерменда ради того, чтобы вверить их Жерлу Серебряной Чистоты. Нет, они искали Вещи и Писания во имя власти и зла, а находили пустоту и смерть».