Эгин с трудом оторвал взгляд от ослепительной наготы Вербелины и перевел взгляд на стены Хоц-Дзан-га, над которыми с начала ее танца воцарилась удивительная тишина, прерываемая лишь стонами умирающих смегов и поскуливанием раненых тварей, которые видеть Вербелины не могли.
Твари. Твари повсюду. Отвратительные алые пасти распахнуты. Глаза горят. Челюсти свисают едва ли не до шершавого пола боевых площадок. Нити розовой слюны. И полная неподвижность.
Псы сидели как завороженные. Смеги, которым Эгин, а вслед за тем и сообразившие, в чем дело, Са-меллан с Иланафом безмолвно подавали всякие предостерегающие знаки, затаились среди псов, стараясь не обронить ни единого лишнего звука. Эгин подумал, что более дикой картины ему не доводилось видеть никогда в жизни.
Десятый проход. Эгин поднял лук, которым его с утра снабдил предусмотрительный Фарах. Натянул тетиву. Прицелился в пса, который стоял подальше от смегов, прямо на гребне соседнего лепестка-стены.
Промахнуться было невозможно. Пес, не издав ни единого звука, исчез из поля зрения Эгина, прохваченный насквозь быстроперой стрелой. И ни один из его сотоварищей никак не прореагировал на это вопиющее надругательство над любителем изящных искусств, во-площеннь1х в бедрах и грудях Вербелины.
Это послужило сигналом. Сколь бы ни были мечи смегов в среднем дурны, они разили без пощады. Обезглавленные твари гибли быстрее, не успевая, как и обещала Вербелина, даже осознать, что же происходит. Псы наконец-то гибли десятками. Единственное, чего не мог понять Эгин, ― почему они не разлетаются вдребезги под невидимыми и неотразимыми ударами Говорящих, отчего по их черным загривкам не гуляет долгая рука клинка Дотанагелы и что вообще себе думают истинные сильнейшие Хоц-Дзанга? Выходило, что героиня дня ― Вербелина исс Аран, а все прочие ― простите, так, на подпевках.
Увы, день только начинался, Эгин не знал истинного положения дел и на одну десятую, а героями дня еще предстояло стать многим и многим. Только не ему, простому рах-саванну Опоры Вещей.
Да, вот он, поворот дороги. Вот они, сосны. А вот и Хоц-Дзанг.
Лагха Коалара резко остановился. Да, Шет оке Ла-гин знал, что делал. Крепость-роза, возродившаяся над Золотым Цветком…
– Прошу меня простить, гнорр, ― это был голос пар-арценца Опоры Единства. ― Но, если я не ошибаюсь, вы, согласно собственным уверениям, располагаете всем необходимым, чтобы сокрушить Хоц-Дзанг в одночасье. Почему же вы…
– Прошу меня простить, пар-арценц, ― голос Лаг-хи полоснул по ушам ближайших аррумов прыткой плетью-семихвосткой, ― но вы напросились сами.
Лагха рывком поднес двойную флейту к губам и резко дунул в нее. Два языка пламени с ревом вырвались из безобидных тростниковых трубочек и расплескались о позолоченные доспехи пар-арценца. Тот в ужасе отшатнулся назад.
– Вы хоть один чистый звук в этом реве расслышали? ― спросил Лагха тоном наставника музыкальных искусств.
– Нет, гнорр, ― покачал головой пар-арценц, постепенно приходя в себя.
– Вот именно. Потому что там, ― указующий перст гнорра ткнул в великолепные очертания Хоц-Дзанга, ― там сейчас пятеро ― трое живых-вне-плоти, один хушак и один человек ― держат с горем пополам Танец Садовника в тенетах своей отводящей магии, и мое искусство сейчас бессильно. А теперь, пар-арценц, позвольте мне наконец-то приступить к настоящему штурму Хоц-Дзанга.
– Безусловно, гнорр, ― на уста пар-арценца Опоры Единства снизошла наилюбезнейшая улыбка.
Тяжело дыша, к ним подошел пар-арценц Опоры Безгласых Тварей.
– Плохи дела, ― сказал он куда-то в сторону. ― Плохи дела. Они вовсе не слышат меня, и они гибнут. Совсем скоро они будут истреблены.
Лагха Коалара только махнул рукой. Дескать, пусть их.
– Подержите, будьте столь любезны.
Пар-арценц Опоры Единства с опаской принял от гнорра двойную флейту.
Лагха Коалара достал из-за спины лук, извлек из колчана стрелу и натянул тетиву. Лук он держал весьма необычно ― не вертикально, так, чтобы нижний конец упирался в землю, а горизонтально. Потом он задрал стрелу в небо, словно бы собирался дострелить до облаков. Ни один смертный не смог бы удерживать такой огромный лук в таком положении. Но рука гнорра даже не дрогнула.
До южных стен Хоц-Дзанга было шагов пятьсот, а до его цели ― шагов семьсот пятьдесят. Ничего, долетит.
– А, чуть не забыл! ― бросил через плечо Лагха Коалара. ― Пусть морская пехота разворачивается подковой вокруг Хоц-Дзанга. Когда стены падут, кто-то ведь обязательно уцелеет!
Вербелина разошлась вовсю. Ее тело блестело от пота, мокрые пряди волос облепили лицо, шею, плечи. Она хрипела и стонала, клочья белой пены то и дело срывались с ее губ, соски непомерно раздулись, и Эгин не сомневался в том, что ее груди сейчас совершенно окаменели, уподобляясь белому греоверду.
Впрочем, Эгину было по большому счету все равно, что там происходит с Вербелиной. Главное, псы были по-прежнему приворожены, причем глубина их транса явно возрастала с каждым мгновением, ибо Эгин заметил, что некоторые твари начали сомлевать и без какого бы то ни было вмешательства вражеского оружия. То у одного, то у другого пса закатывались глаза, подкашивались лапы, и грозный убийца валился на бок, как мешок с перегнившими сливами.
Псов оставалось никак не больше четверти. Еще немного ― и Хоц-Дзанг будет очищен целиком и полностью.
И в этот момент произошло совершенно необъяснимое, с точки зрения Эгина, событие. Невесть откуда выпущенная стрела ― казалось, ее породили сами небеса ― высекла искры из гребня стены в одном шаге за спиной Вербелины. С треньканьем лопнувшей струны разлетелся вдребезги ее наконечник (Эгин мог только пожать плечами по поводу такого дрянного железа), а освобожденное древко, нелепо подпрыгнув, упало прямо под ноги Эгину. Оно было лишено оперения. Только шелковые веревочки.
Где-то он уже видел такое… Где-то… А-ах, Шилол! Солнце, густой запах гари, лязг смертоносного металла. Палуба «Сумеречного Призрака». Дотанагела. Стрелка Норгвана, выплюнутая им из духовой трубки. Да. На той тоже были похожие веревочки. В общем-то, один почерк. Почерк карающей десницы Свода Равновесия.
– Вербелина! Вербелина! ― заорал он, не надеясь быть услышанным. Да, действительно, ― как Вербелина и обещала, она будет вести себя странно и не будет отзываться на обращенные к ней призывы.
В следующее мгновение стрела гнорра отыскала ее. Впившись в плечо Вербелины у самого основания шеи, наконечник стрелы разлетелся вдребезги ― как и предыдущий. В том не было вины дрянного железа. В том было преднамеренное злоумышление. Осколки железа разорвали шею танцовщицы, вскрыв вены.
Рах-саванн Опоры Безгласых Тварей Вербелина исс Аран неловко взмахнула руками и сорвалась с гребня стены вниз. Вниз, на трупы людей и псов, которые всегда были ее самыми внимательными и благодарными зрителями.