Book.

«Во время игры хоккеисты выполняют многочисленные рывки, ускорения, остановки, торможения, броски, ведут силовые единоборства и т. п. Эффективно выполнять эти действия могут только те хоккеисты, у которых хорошо развита сила мышц. Для того, чтобы развить эту силу, необходимо добиваться значительных мышечных напряжений. Это может быть достигнуто в результате волевых усилий, а также при использовании отягощений. При этом необходимо учитывать специфическое развитие мышц хоккеиста и возрастные особенности организма. При силовой подготовке хоккеистов следует использовать упражнения в висах и упорах, упражнения с гантелями и предметами весом до трёх килограммов, утяжелёнными клюшками и шайбами, прыжки и многоскоки. Необходимо использовать как можно шире естественные условия местности: ходить и бегать по песку, по мелкой воде, по мягкому грунту…»

Эти наставления и правила стали для Егора законом, он выучил их наизусть, как его мама «Отче наш». И пусть Иван Леонидович попрощался с ним, он не может не видеть, что у Егора спортивный характер. Неважно, что многие прохожие, наткнувшись на его занятия на Волжской набережной или в парке у Красного маяка, удивлённо останавливаются, подолгу наблюдают за ним и даже фотографируют. Сначала Егор стеснялся этого и менял места тренировок, уходил в глубину парка, но со временем привык к этим зрителям. А когда некоторые из них стали подражать ему и, особенно, когда молодые мамаши стали приводить сюда своих детей, чтобы те занимались вместе с Егором – тут Егор почувствовал ответственность не только за себя…

И ещё он обратил внимание на пожилого усатого мужчину, который уже не первый день приходит к месту его тренировок на Волжской набережной, садится поодаль на скамейку в Беседке любви и издали по полчаса, а то и дольше наблюдает за ним. Ничего не говорит, не фотографирует, не курит, не вступает в разговор ни с одним из зрителей и не флиртует с молодыми мамашами. А просто сидит, смотрит, как Егор делает свои упражнения, прыжки, «броуновские» многоскоки и пробежки, а потом встаёт и уходит.

Но назавтра приходит снова.

* * *

Хотя МЧС ещё накануне предупреждало жителей Ярославля о надвигающейся грозе, Егор рано утром всё равно выскочил из квартиры на тренировку и побежал вниз по лестнице. Такого воистину библейского ливня с оглушающим громом и молниями, раскалывающими небо буквально над головой, не было в Ярославле никогда.

Хотя назавтра местная пресса писала об этом очень сдержанно:

«Вчера в Ярославле прошёл сильный ливень, город превратился в Венецию. Раньше здесь таких чудес не видели. Происшествие оказалось не разрушительным, но доставило неудобства жителям, которые могут выйти на улицу только в резиновых сапогах или босиком. Жалко и цветы в палисадниках, многие из которых просто утонули. А обсудить то, что на время дождя Московский проспект превратился в полноводную реку, не захотел лишь ленивый. Уровень воды значительно поднялся и на улице Чайковского. Уже через полчаса непогоды пользователи Twitter стали выкладывать фото и видео этого необычного для Ярославля зрелища».

Егору, однако, было не до Твиттера и не до цветов в палисаднике. Ещё спускаясь по лестничному пролёту между четвёртым и третьим этажом, он услышал громкий детский плач. И даже не плач, а самый настоящий рёв. Оказалось, он доносится из той самой квартиры на третьем этаже, из которой когда-то, в начале апреля, молодая мамаша выводила двух братьев-малышей. Услышав этот рёв, Егор невольно задержался на площадке третьего этажа. Тут за пыльным лестничным окном блеснула яркая молния, и пушечно грохнул оглушительный гром. А в ответ за дверью с табличкой «33» с новой силой в два голоса заревели дети.

Егор подошёл к этой двери. Неужели та молодая мамаша спит и не слышит, как плачут её малыши?

Новая молния расколола небо, и гром ботинками великана саданул по железной крыше с такой силой, что, казалось, крыша сейчас провалится.

Дети за дверью заревели ещё пуще.

Но ни их мать, ни соседи никак на это не реагировали.

Егор решился и позвонил в тридцать третью квартиру.

Он слышал звонок внутри квартиры и всё тот же детский рёв за дверью, но – ни одного дополнительного звука.

– Эй! – крикнул он в эту дверь. – Вы там что, одни?

Дети продолжали реветь, не отвечая.

Егор стукнул в дверь кулаком:

– Эй, пацаны! Тише!

Рёв чуть поутих, Егор повторил вопрос:

– Не бойтесь. Я сосед. Вы там одни?

– Д-да… Од-д-дни… – близко ответил детский голосок, заикающийся от плача, и Егор понял, что оба малыша стоят там под самой дверью, даже, наверно, прижавшись к ней.

– А где ваша мама?

– Н-на… н-на… на работе…

– А ключ у вас есть?

– Н-не… н-нету…

За лестничным окном снова сверкнула яркая молния, и тут же, буквально рядом, с такой силой шарахнул гром, что даже Егор пригнулся. А дети от страха снова заревели на два голоса.

Егор растерянно оглянулся – что делать? Звонить в полицию? В МЧС? Но пока они приедут… к тому же в такую грозу у них дел!..

Он приложил обе руки к двери на манер рупора и крикнул:

– Эй! Перестаньте реветь! Слушайте меня!

Рёв прекратился.

– Старший! – сказал Егор. – Ты меня слышишь?

– С-с-слышу… – ответил детский голос.

– Хорошо. Подойди к окну. Чтобы я тебя видел. Ты понял?

– Д-да… Но ак-окно… ра-разбито…

– Разбито?

– Д-да…

– Ладно. Сейчас посмотрю…

И Егор побежал вниз по лестнице, выскочил под проливной дождь во двор. Только теперь он увидел, что натворила и продолжает творить гроза. Низкие чёрные тучи терзали деревья. Весь двор был завален каким-то мусором и сломанными ветками. По детской площадке и бывшему катку, превратившемуся в сплошную лужу с пузырями, ветер катал пустое мусорное ведро и ржавую бочку. На улице потоки воды несли к Волге не только грязь и цветы из палисадников, но даже доски с ближайшей стройки. Какая-то собака, выпучив глаза, плыла в этом потоке незнамо куда. Егор сунул два пальца в рот и свистнул. Собака свернула в его сторону, быстрее заработала лапами и выскочила, наконец, из воды. Это оказался довольно крупный пегий пёс неопределенной породы с лобастой головой. Радостно виляя мокрым хвостом, он подбежал к Егору и старательно отряхнулся – так, что брызги окатили Егора с головы до ног. Хлюпая ногами по воде, Егор, мокрый насквозь, отошёл от парадного и увидел на третьем этаже окно, в котором ветер раскачивал разбитую оконную створку. За ней виднелась макушка пятилетнего малыша, выглянуть в окно мальчик, наверно, боялся.