– А я говорю – хватит выпендриваться! – повысил голос отец. – Нет у тебя тут друзей никаких! Сколько раз говорить, чтоб ты к этой голоте не шлялась!
– Папа, успокойся, тут люди…
– Нет тут никаких людей! Садись в машину! – Тут взгляд Заночного упал на Юрку Ваганова, который вышел из калитки.
– Та-а-ак, – тихо и угрожающе сказал он. – Ты, пацан, вижу, меня плохо понял. ТЫ ЧТО ЗДЕСЬ ДЕЛАЕШЬ, недоделок?!
Юрка повернулся – и на его некрасивом, словно рубленом лице Полундра не увидела ни страха, ни замешательства.
– Живу я здесь вообще-то, – сквозь зубы бросил он и, резко повернувшись, ушел за свою калитку. Ксения стояла, прислонившись к своей «Тойоте». На ее лице снова были огромные темные очки.
– Едем домой, – сдержанно сказала она. – Спасибо, папа. У меня чудный день рождения сегодня.
Заночный нахмурился. С минуту он молча смотрел на дочь и, казалось, собирался что-то сказать. Но так и не сказал и, быстро сев в свой «Бентли», дал газу. Вслед за ним из переулка вывернула и «Тойота», и у забора, заплетенного виноградом, снова стало пусто.
– Бедная малышка… – вздохнула Нино Вахтанговна. – Бедная девочка… Как это тяжело, когда дети умнее своих родителей…
В это время из-за поворота появилась серая «Мазда» Шампоровского. Она не очень удачно припарковалась у забора, въехав задом в растрепанный гранатовый куст и чудом не разбив вазон с геранью на углу.
– Чего это он?.. – пробормотал Батон. – На солнце, что ль, перегрелся?
Соломон Борисович выбрался из-за руля и, забыв захлопнуть дверцу машины, устремился к дому. Калитку он не заметил и угодил лбом в заборный столб. Плети винограда значительно смягчили удар, и Шампоровский только вполголоса выругался. Бормоча что-то невразумительное, он со второго раза вошел в калитку.
– Готово дело, солнечный удар! – испугалась Полундра. – Натэлка, скорее, что делать надо?!
– Полный покой, темнота, положение лежа и компресс на голову! – распорядилась Натэла. – Соломон Борисович, ложитесь нэ-мэд-лэн-но!
Шампоровский остановился на полушаге. Озадаченно посмотрел на девочку и уточнил:
– Зачем?
– Но вы же плохо себя чувствуете! Из-за жары все!
– Плохо? – усмехнулся Белкин отчим. – Натэлочка, это не «плохо»! Это, как вы выражаетесь, полный атас! И, к сожалению, жара тут ни при чем… Соня, как ты думаешь, можно в сорок пять лет за одну минуту сойти с ума?
– Можно и в девятнадцать сойти, – пожала плечами Соня, покосившись на Пашку. – От близкого окружения зависит. Лично я уже на грани… Может быть, вы расскажете, что случилось? Натэла, принеси, пожалуйста, холодного чаю…
– Уже! – взволнованная Натэла показалась из кухни с огромным запотевшим стаканом. – И обед через две минуты будет, Сол Борисович, не волнуйтесь!
– Нет, Натэлочка, спасибо, я же из гостей… Да мне теперь неделю ничего в горло не полезет! – Шампоровский залпом выпил весь стакан и патетически объявил: – В общем, или я сошел с ума, или… или все равно сошел с ума! Потому что обстряпать такое за два дня не смог бы даже ваш, Нино Вахтанговна, поклонник Шалико!
– Вах, Шлема, да что стряслось? Что у вас украли?!
– Лично у меня – ничего! Но… нет, это никакому уму не постижимо! То ли мистификация, то ли идиотский розыгрыш, то ли крыша моя… как ты, Юля, говоришь?..
– …едет не спеша, тихо шифером шурша, – подсказала Полундра.
– Вот именно!!! – Шампоровский сел прямо на крыльцо. Вся компания расположилась рядом, взволнованно переглядываясь. Сверху спустился генерал Полторецкий.
– Дядя Шлема, давайте спокойно и по порядку, – осторожно начала Соня. – Вы были у своего знакомого, господина Заночного, на дне рождения его дочери. Так? Вы ведь сейчас прямо оттуда?
– Конечно.
– И что же там произошло?
– Ничего особенного, – вздохнул Шампоровский. – Ничего особенного… кроме того, что я захотел еще раз взглянуть на акварель Петра Соколова. Портрет графини Сарры уже, так сказать, официально подарен Ксении и висит в ее комнате. Вообще-то Ксюша в свою спальню посторонних не пускает. Но Мишка меня провел. Портрет графини Сарры – на стене! В какой-то ужасной раззолоченной раме с завитушками, которая ему идет как корове седло! Вполне в Мишкином стиле!
– Так это вас рама так из себя вывела?
– Да бог с ней, с рамой! Я там чуть дуба не врезал прямо под картиной! – Шампоровский схватился за лысину, обвел всю компанию ошалелым взглядом и медленно, почти по слогам, выговорил: – Портрет НЕ ТОТ!!!
Наступила тишина. Затем Белка шепотом выговорила:
– А… что же там?
– Представьте, та же самая графиня Сарра Толстая! Но совершенно не та акварель, которую я день назад оценил как подлинную работу Петра Соколова! Уж это я пойму с первого взгляда!
– То есть как? – сощурился Пашка. – А тот, первый, где же?
– Сам бы очень хотел знать! Чтоб не чувствовать себя полным идиотом! День назад я держал в руках подлинный портрет Сарры Толстой. За это могу ручаться, я не первый день при антикварных делах! И мое слово пока еще что-то значит в профессиональных кругах! А сегодня я смотрю на эту мазню в кошмарной раме и всеми силами стараюсь не отдать концы на глазах у хозяина дома!
– То есть настолько плохо подделано? – удивилась Соня. – Но… как же господин Заночный сам не заметил? Ведь он же тоже держал портрет в руках и…
– Ну, во-первых, Мишке что Петр Соколов, что календарь с кошечками с вернисажа в Измайлово – все едино, – мрачно сказал Шампоровский. – А во-вторых… не такая уж это была бездарная мазня. То есть, разумеется, специалист с одного взгляда определит, что это новодел. Даже из рамы вынимать необязательно. Но новодел, весьма качественно выполненный, хочу заметить! Бумага состарена грамотно, краски притушены великолепно… в общем, отлично смастырено! И все же портрет не тот.
– А господину Заночному вы о своей догадке не сказали, – уточнил генерал Полторецкий.
– Ну… я даже возможности для этого не имел, – пожал плечами Шампоровский. – Мишка был занят с гостями, шел какой-то деловой разговор о важных поставках… И потом… я оказался в очень глупом положении! Только вчера я поручился за подлинность портрета – и сегодня фактически отказался бы от собственных слов и подписи под экспертным заключением! Такие пассажи, знаете ли, очень портят репутацию! Ей-богу, не знаю, как теперь поступить. Может быть, мне все же позвонить Мишке? Но ведь это ни в какие ворота не лезет…
– Так, будем думать, – нахмурился Пашка, яростно барабаня пальцами по колену. – Еще вчера вечером портрет был подлинным и вы, как эксперт международного класса, дали свое заключение. Сегодня он уже в жуткой раме – и уже подделка. Стало быть, за один день кто-то картину удачно подменил. Вопрос – кто это мог сделать? Кто вообще в доме Заночного знал о его существовании?