– Так вот, значит, что там было на самом деле… – пробормотал Соломон Борисович. – А мы-то ломали голову, кому и на кой черт понадобилась эта чашка!
– Я ему говорил – разбей, проблем меньше будет, – кивнул Юрка на брата. – Так нет… Не может он, видите ли, художественные ценности кокать! Красивая, говорит, старинная, лучше Ленке подарю… А мы на ней и сгорели!
– Сгорели мы вон на ней, – возразил Ромка, мотнув головой в сторону окаменевшей Белки.
– Это ты, лопух, на ней сгорел, – хмыкнул старший брат. – Синим пламенем…
– Прекратите! – снова вскинулась Соня. – Белла, не слушай этого… этих бандитов! По-моему, уже и так все предельно ясно!
Дальше действительно все было просто. Приехав в начале лета домой в Лазаревское, Юрка позвонил Михаилу Заночному и по-деловому спросил, не интересуется ли тот подлинными шедеврами живописи девятнадцатого века. Живописью отец Ксении не интересовался, но близился день рождения дочери, а подарки Заночный привык делать роскошные. Он был уверен, что роман между дочерью и Вагановым давным-давно порос быльем, и согласился заплатить за портрет графини Сарры сто тысяч. При условии, разумеется, что портрет подлинный. Зная, откуда взялась картина, Заночный не стал обращаться к официальным экспертам и позвонил в Москву своему старому другу Соломону Шампоровскому. И, убедившись в подлинности портрета, сразу же показал его дочери.
– И я чуть не умерла на месте. – созналась Ксения. – Потому что прекрасно знала, ГДЕ должен находиться портрет Сарры Толстой. И… КТО мог его оттуда взять, чтобы продать отцу.
– Девочка моя, так вы, выходит, знали, что ваш… друг работает охранником в музее?! – поразилась Нино Вахтанговна. – Но откуда? Ведь этого не знала даже его сестра!
– Лена, конечно, не знала, – со вздохом подтвердила Ксения. – Но дело в том, что я часто езжу в Москву. Учиться отец меня туда не пускал… но просто пожить на каникулах, походить по спектаклям, по выставкам я могла. Хотя папа и сердился ужасно. Ему было бы понятнее, если б я просила денег на модные шмотки, а не на билеты в театры. И вот… однажды приезжаю в Москву, иду в тропининский музей на выставку пейзажей Шишкина – и вижу там Юрку. Вот и все!
– А он… вас видел? – осторожно спросил генерал Полторецкий.
– Нет. Я сразу убежала, – отрывисто сказала Ксения. Некоторое время она молчала, и было видно, что девушка едва сдерживает слезы. – Что ж… По крайней мере, я теперь точно знала, что никакой богатой переводческой фирмы и в помине нет. А сколько зарабатывают охранники, я примерно представляла. И за полгода чуть с ума не сошла! Операцию-то Ленке уже сделали! И она говорила, что деньги эти Юрка дал! А откуда?! Откуда, если никакой хорошей работы у него нет?! Господи, чего я только не передумала! Я ни одной ночи спокойно не спала! И, главное, даже узнать ни у кого о нем не могла! Ведь не стала бы я Ленку пугать, она такой… одуванчик божий, всему верит, что ей говорят! Я уже решила, что ты с наркоторговцами связался, наказание мое!
Ваганов опустил голову, чуть слышно выругался. Уши его горели. Пашка, Атаманов и Батон смотрели на него через стол с явным сочувствием.
– Заночный тебе заплатил за картину? – спросил Шампоровский.
– Сразу же, как только узнал, что она настоящая, – глухо сказал Юрка. – У меня теперь сто косарей на руках были чистыми. Оставалось только с Ксюхой поговорить.
– И как все прошло? – нахально осведомился Пашка. Но узкая подошва Сони проехалась под столом по его ноге, и он умолк.
Чтобы встретиться с Ксенией без помех, Юрка попросил помощи у сестры. Обрадованная Лена с радостью схватилась за возможность снова свести двух близких ей людей. Но назначать встречу где-то в поселке было опасно. В небольшом Лазаревском все знали Ксению и ее отца. Кто угодно мог донести Заночному, что его дочь снова встречается с Вагановым. Рисковать было нельзя, и Ксения воспользовалась старым детским способом.
– Понимаете, дома ведь за мной следили и охрана, и прислуга! Горничные рылись в моих вещах! Я телефон носила всегда с собой и ночью клала под подушку, потому что его могли взять и проверить эсэмэски и звонки! Отец всем приказал, чтобы с меня не спускали глаз! – взволнованно объясняла девушка. – Если я уезжала, то ненадолго! А если ехала в Сочи, то со мной еще и охранника посылали! Меня бы просто никто не выпустил из ворот дома без личного разрешения папы. Но ночью, по крайней мере, прислуга спала… и я вылезла в окно по инжировой ветке. Вы, дядя Шлема, сами видели…
– Видел! И чуть кони не двинул! Ветка же могла сломаться! Ты бы грохнулась с высоты!
– Ничего бы она не сломалась! – отмахнулась Ксения. – Этому инжиру уже сто лет, у него ветви как железные! И вот я вылезла… и помчалась на Черешневую к Ленке! Пешком, через полпоселка! Надела плащ с капюшоном, чтобы не узнали, и…
– И ты его… вот так легко простила? – задумчиво спросила Соня.
– Да, – просто ответила Ксения. Она улыбалась, но по ее лицу бежали слезы.
– Везет же некоторым! – позавидовал Пашка.
– «Везет»… – не поднимая головы, буркнул Ваганов. – Да она мне чуть полбашки не снесла!
– А ты чего хотел, бандит?! – взвилась Ксения. – Чтобы я тебе на шею кинулась?! Да мне так тебя убить хотелось, что… что… В общем, я там, в вагончике, схватила первое, что под руку попалось, и ка-ак ему вмазала! Со всей своей любовью!
– Угу… Ей там черенок от лопаты попался! Такая искра пошла, что чуть вагончик не спалило!
– Ничего себе! – с уважением сказала Полундра, поглядывая на уже подживающий, с желтым отливом Юркин синяк. – А я-то думала – кто это Юрцу морду набил и в живых остался… Вот оно что, оказывается!
– И мало ему еще! – сердито сказала Ксения. – Но на второй раз меня уже не хватило. Села и начала как дура реветь… а он воспользовался… бессовестный…
– «В тоске безумных сожалений к ее ногам упал Евгений…» – задумчиво процитировала Нино Вахтанговна. – Как вы правы, девочка моя. Все мы, женщины, страшно глупы, когда доходит до любви. И поделать с этим ничего нельзя, на этом стоит мир… Итак, вы согласились ехать с этим… м-м-медвежатником в Москву?
– Конечно… – всхлипнула Ксения. – А на другой день папа дарит мне этот портрет… и я еле на ногах удержалась. Юрка ведь мне ничего не рассказал!
– Еще бы… – пробормотал Пашка. – После того как лопатой по морде огреб… Кто угодно промолчал бы!
– Вы понимаете, как я испугалась?! Ведь это же… это уже не просто обман! Это уголовное дело! Музейная кража! Оказывается, Юрка – вор! Настоящий! И папа… папа это знал!!! Я кое-как дождалась ночи, снова примчалась в вагончик, закатила истерику, обозвала Юрку вруном, уголовником и еще как-то…
– Свиньей, – робко подсказала Белка. – Я, извините… все слышала из-за забора.
– Вот именно! Ну… и убежала. – Ксения шумно вздохнула, откинула с лица растрепавшиеся кудри. – Дома я, конечно, наревелась, потом немного пришла в себя и начала соображать, что же теперь делать… Надо же было как-то его вытаскивать и вообще все налаживать… И портрет надо было вернуть в музей любой ценой! И ведь мне даже не с кем было посоветоваться! Я уж хотела сначала звонить вам, дядя Шлема… но испугалась. Это же все-таки подсудное дело, а вы… В общем, я ничего не могла придумать. И вдруг мне позвонил Ромка! Сказал, что знает, как быть! Что тоже хочет вернуть портрет! И попросил еще раз приехать ночью! Я сначала ему не поверила, подумала, что он для Юрки старается… Но, знаете, он так здорово все придумал!..