– Вот, смотри.
Маруся стала читать, сильно выгибая шею, потому что листок лежал криво.
«В прокуратуру Российской Федерации, – было старательно выведено на листке в линейку. – Довожу до вашего сведения, что гражданин Васильев К. Д. был неоднократно замечен в противоправных и противозаконных действиях, наносящих реальный урон народному хозяйству с материальной стороны дела. Кроме того, гр. Васильев К. Д. также неоднократно замечался…»
Больше текста на листочке в линеечку не было, а слова «реальный урон» были дважды подчёркнуты.
Маруся прочитала ещё раз.
– Эх, найти бы его компьютер, этого Валерика, – сказал Гриша задумчиво, – и посмотреть быстренько, что там есть!.. Всё стало бы на свои места.
– Гриш, это же кляуза, да?
– Это черновик кляузы.
– И кто такой гр. Васильев, непонятно.
– Непонятно, – согласился Гриша. – И непонятно, где именно он совершает противоправные и противозаконные действия! Валерик, видимо, собирался дальше это указать, но нам от этого не легче.
– Гриш, а женщина? Если тут была женщина, куда она потом делась? Она убийца или сообщница, так получается?
Он покивал.
– Надо посмотреть, что на кухне, – сказал он и скрылся за бамбуковой занавеской, на которой были нарисованы пальмы и яхты.
В этот момент за окнами зафырчал мотор, звук приблизился, скрипнули тормоза, и хлопнули двери.
Гриша возник из-за занавески. Маруся замерла.
Послышался ещё какой-то шум, хлопнула калитка.
– Здравия желаю, товарищ капитан! – хриплым со сна голосом пролаял участковый.
– Здорово, Семёныч! Что-то у тебя на участке каждую неделю происшествия?! Не так, видать, разъяснительную работу ведёшь! Вот впаяю тебе взыскание, будешь знать.
– Воля ваша, товарищ капитан!..
– Ох, будь моя воля, я бы сейчас на Северке пескарей ловил! Ну, веди, показывай потерпевшего-то!
– Быстро, – одними губами сказал Гриша. – В окно.
Маруся ласточкой перемахнула подоконник, за ней бесшумно выпрыгнул Гриша, схватил её за подол и сильно потянул. Она почти упала на сухую твёрдую землю под стеной дома.
В доме топали тяжёлые башмаки, громко разговаривали люди.
– И окна распахнуты! – сказали у Маруси и Гриши над головой.
– Да, видать, сквозняком распахнуло, товарищ капитан. А может, и были открыты, жарынь какая стоит, спасу нет. Да вы не беспокойтесь за окна, никто сюда не полезет, что вы! Деревенские все покойников до ужаса боятся!
– Да где тут у тебя деревенские, когда все до единого дачники?!
– Тоже верно, товарищ капитан.
– Ну, докладывай, что ли.
– В девять ноль-ноль без малого я постучал в дверь. Мне никто не ответил, я зашёл и вот тебе пожалуйста.
В доме продолжали ходить. Защёлкал фотоаппарат.
– А чего тебя понесло сюда в девять ноль-ноль без малого?
– Жалоба поступила! От гражданки Александровой Лидии Витальевны. Покойник, то есть Валерий Петрович Сыркин, по её словам, обстрелял её племянницу из дробовика.
– Подтвердилось?
– Так точно. Стреляли в них. Лампочку разбитую и дробь я изъял при понятых.
Не было никаких понятых, под стеной подумала Маруся. Придумал ты понятых, Илья Семёныч! Но мы с тётей тебя не выдадим!
– Дробовик – вот он, я и без всякой экспертизы вам скажу, товарищ капитан, что из него стрельнули не позднее вчерашнего вечера!
– Так, может, эта твоя Лидия Витальевна или племянница её и долбанули потерпевшего по черепушке-то? Со страху?
Маруся стиснула Гришину руку.
– Никак нет, такое невозможно, – твёрдо ответил Илья Семёнович. – Их там в доме трое человек, они после стрельбы заперлись на все замки и всю ночь глаз не сомкнули. Сама Лидия Витальевна – человек исключительно положительный, племянница в университете обучается и вообще – девушка-ромашка, никаких тебе вредных привычек, кавалеров подозрительных, никаких шумных компаний, мухи не обидит!
Маруся слушала, и ей было стыдно, что Гриша тоже это слышит.
– А третий кто? Ты сказал, их в доме трое вроде.
– Бывший сосед ихний. Академика Яхонтова внучок. Яхонтовы участок уж лет десять как продали, а внучок приехал бывших соседей навестить, то есть Лиду и племянницу её. Мне так Лида объяснила. Они, видать, и в городе дружат, а может, и соседствуют.
– То есть обстрелянные не при делах, получается?
– По моему мнению, нет. Не при делах. А потерпевший был мужик вздорный, характером вредный. Крови многим поперепортил. Жена его и та раз в год по обещанию наведывалась.
– Гош, ты снимаешь?
– Ясное дело, товарищ капитан, – бодро ответил невидимый Гоша.
– А орудие убийства где?
– А вот тут загвоздка, товарищ капитан. Нету его.
– Как?! Убийца с собой забрал, что ли?
– Выходит, забрал.
– Марат Яковлевич, чем его шарахнули?
Возникла некоторая пауза, а потом заговорил язвительный и отчётливый голос:
– Как всегда, тяжёлым тупым предметом. Череп раскроен, по всей видимости, смерть наступила мгновенно. Как говорила моя бабушка Сара, когда приходили нежданные гости, эффект внезапности! Похоже, в момент смерти потерпевший что-то писал. Вот ручка.
– Писатель! – фыркнул товарищ капитан. – Я думал, он портвейн пил, а он – писал. Экая разносторонняя личность! Из двустволки пострелял, портвейнцу попил, потом пописал! А там чего, Илья Семёныч?
– Кухня и спальня.
– Сейчас они выйдут из комнаты, – зашептал Гриша Марусе на ухо, – и мы уходим. Очень быстро и очень тихо. Я первый, ты за мной. Поняла?
Маруся кивнула.
– На счёт «три». Раз. Два. – Она зажмурилась. – Три!
Гриша, пригибаясь, побежал к сетке, перемахнул через неё, Маруся тоже сорвалась с места и побежала, как могла – ей казалось, очень быстро.
Он уже приподнял нижний край, и Маруся, обдирая колени, кое-как протиснулась под сетку.
– Что ты еле шевелишься, – прошипел Гриша. Раскопал в траве свой рюкзак, и они бросились к деревьям.
Бежали они довольно долго и остановились, только когда дом Сыркина скрылся за поворотом дороги.
– Я сейчас умру, – сказала Маруся, наклонилась и упёрлась ладонями в колени. – От жажды. И ещё от страха.
Гриша вытащил из рюкзака бутылку воды и подал ей.
Вода была тёплой, почти горячей, изумительной на вкус. Обливаясь и постанывая от наслаждения, Маруся выпила половину, а половину отдала Грише, и он тоже стал жадно пить.