* * *
Все события, действующие лица, обстоятельства, места действия являются вымышленными.
Любые совпадения являются случайными и ненамеренными.
I remember you said, «Sometimes it lasts in love, But sometimes it hurts instead…»
Adele. Someone Like You [1]
Человек способен на все, что угодно. Мама часто говорит так, обсуждая очередные новости. Каждое утро она включает «ящик» еще до того, как заканчивает утренний моцион. Это словно обряд – всегда поданные на завтрак, прямо к тостам с джемом, новости, почти идентичные друг другу, отличаются только названиями мест, именами, закадровыми картинками. Но слезы остаются одинаковыми, сегодня – такие же, как и вчера, как и позавчера, кроме воскресенья. По воскресеньям мама ходит в церковь.
Ирина часто ворчит на маму. Девушке жаль времени, а еще больше – растраченных впустую маминых эмоций, сочувствия столь далеким людям и событиям, Ира не понимает эту ежедневную жажду новых подробностей летящей мимо нее жизни. Цунами на Гаити, забастовки в Италии, аналитический обзор проблем на фондовой бирже, новости культуры… Мама всеядна. Однажды дочь застала мать за просмотром съезда какого-то экономического форума в Шанхае.
– Ты прямо как наркоманка какая-то, – часто смеется она над матерью, выключая телевизор и ставя какую-нибудь пластинку, Второй концерт Паганини или старика Чайковского. Что-нибудь из маминого любимого, со скрипкой.
– Считаешь, будет лучше, если я просто сяду в четырех стенах и обложусь книгами? Так я хоть что-то узнаю о происходящем в мире, – фыркает обычно мама.
– Я хочу, чтобы ты пошла со мной гулять. А про мир… Я сама расскажу тебе все. Мир невозможно понять через твой «ящик», он куда сложнее, чем примитивные схемы, которыми тебя кормят. Нет людей злых и людей добрых.
– Ты так считаешь, Ириша? – Мамина бровь приподнималась, в то время как руки продолжали методично переносить красный кувшинчик от одного комнатного цветка к другому. – Нет злых людей? Совсем? А как же нацисты?
– И совсем добрых нет, мам. Люди меняются, жизнь меняет их. Люди способны на все. Ты сама говорила это столько раз.
– Но у каждого есть свои пределы, – возразила мама Иры. – Какие-то рамки, за которые человек откажется выходить, какими бы ни были обстоятельства. Даже если голод, даже если война.
– Все-таки ужасно, мама, что ты смотришь так много новостей. – Ирина улыбнулась примирительно. – Ты хоть помнишь, что за окном?
– А что за окном? – Мама невольно покосилась на улицу, едва просматривавшуюся за ее «клумбой» из роз, фикусов и бегоний.
– Лето, мам. Прекрасное и теплое. Никакой войны. Ты же женщина в самом расцвете лет, что ты сидишь дома?
– Ты говоришь так, словно я Карлсон. В самом расцвете лет! – пробурчала мама себе под нос.
– Устройте с подружками пикник!
– Между прочим, это все твой отец, он приучил меня, – в сотый раз оправдалась мама. – Он жить не мог без утренних новостей. У нас однажды телевизор сломался, так он буквально ворвался к Швидовским. – Мама ухмыльнулась, вспоминая тот день. – Эдик брился, а тут твой папа летит – с глазами навыкате. Как же, он не дослушал, как загнивает Норвегия. Эдик даже смыть пену не успел, твой отец бросился к нему, схватил за плечи и кричит: «Ты что, не смотришь?» И убежал к ним на кухню. Я потом полчаса извинялась, пирог испекла для Эдика. А его жене нельзя было, у нее сахар, но она все равно ела. Ела и не толстела.
– Тебе папы не хватает? – остановила ее Ирина. Мама вздохнула и провела пальцем по старой фотографии. Отец, высокий, подтянутый и серьезный, в своем темно-синем фраке, любимом… Кажется, там ему было чуть за сорок.
– Знаешь, деточка, когда ты смотришь утренние новости много лет подряд, привыкаешь. Без этого уже и кофе не тот. Иногда я забываюсь, и мне кажется, что твой отец, как всегда, сидит вон там, в кресле, и рассуждает о том, как спасти мир.
Мама рассмеялась и намазала джем на золотистый тост.
Этот разговор произошел всего неделю назад, но в мгновение ока все изменилось для Ирины, и мир вокруг стал вдруг враждебным и темным, скрывающим опасность, жестоким и глухим к ее слезам – совсем таким, как в маминых новостях. Она часто говорит, что люди способны на все, что угодно, но конечно, не имеет в виду при этом свою дочь. Обстоятельства меняют человека.
Бытие определяет сознание.
Ирине бы и в страшном сне не могло привидеться, что можно возненавидеть кого-то до такой степени, что захочется убить. Сделать что-то такое, чтобы человеку стало так же больно, как тебе.
До обморока, до дрожи в кончиках пальцев. Люди действительно способны на все.
– Так и есть, мама. Я способна на все! – прошептала Ирина, даже не заметив, что сжала кулаки и ногти впились в ладони. На них остались глубокие отметины, а от среднего пальца след был так глубок, что проступила капля крови. Ирина раскрыла ладонь и вздрогнула, словно перед ней была ладонь незнакомки.
Она огляделась вокруг, не понимая, как оказалась в этом месте, на ступеньках маленькой белой церкви – в этом времени, в этом пространстве, измерении, в этой вселенной. Солнечный день. Сколько прошло минут? Как давно она вышла из метро? Ирина так долго шла по неизвестным улицам вовсе не потому, что ей нужно было куда-то дойти, тем более что ходить на высоких каблуках было тяжело и неудобно. А потому, что если бы она остановилась, то, наверное, с нею случилась бы истерика.
Каково это – стоять посреди улицы среди бела дня и кричать, и бить кулаком по кирпичной стене, чувствуя свое полнейшее бессилие и животный ужас?! А что, если я не права, если ошиблась? Несправедливо подозреваю вовсе не того человека? Бедную, ни в чем не повинную пожилую женщину – только потому, что так показалось. Пусть я окажусь права, господи!
Как я сюда попала? Что это за церковь? Может быть, пойти туда… подняться по исхоженным ступеням… может быть, тогда Он поможет… Мама верит, что Он помогает, если попросить правильно. Но как это – правильно? И что делать с тем фактом, что я верю в него не больше, чем в Деда Мороза?
Хотя с другой стороны… Если бы Он хотел помочь, то давно бы вмешался. Он бы никогда не допустил…
– Простите, ради бога, у вас все в порядке? – Ирина не сразу заметила, что этот вопрос обращен к ней.
– Что? – Она вздрогнула и, нахмурившись, повернула голову на голос и приподняла свою шляпку.
Голос принадлежал растрепанному русоволосому мужчине лет тридцати с тлеющей сигаретой в руке. Он стоял внизу, у подножия лестницы. Наверное, просто проходил мимо и обратил внимание на… Что? Какое выражение лица должно было остановить человека, бегущего по своим делам?