Проснулся я почему-то с головной болью. Выпил кофе, пару таблеток цитрамона и отправился на работу. Шел, проверяясь. Опять как завзятый шпион. Или диверсант, заброшенный в тыл к противнику…
Мой приход на работу в среду был воспринят шефом как некое явление. Ну будто я прошелся по Москве-реке пешком, проваливаясь в воду только по щиколотку. Увидев меня, он не нашелся ничего сказать и просто прошел мимо, кивнув в знак приветствия. Я в ответ кивнул тоже. А может, он просто стал привыкать к моему ежедневному приходу. Поди разбери, это высокое начальство!
Делать было натурально нечего. Именно от нечего делать я стал записывать какие-то свои мысли, что приходили в голову, в результате чего получился не то рассказ, не то эссе про жизнь и людей в этой жизни.
Может, глупость, а может, и нет… Главное, что время до обеда пролетело, как четверть часа.
В буфете я снова повстречал Степу Залихватского. Прописался он, что ли, здесь?
– Привет, – сказал Степа.
– Привет, – ответил я.
– Твои планы не изменились? – поинтересовался мой бессменный и все понимающий оператор.
– Нет, все остается в силе, как и договорились, – заверил я Залихватского. – Жди моего вызова завтра-послезавтра.
– О’кей, – произнес Степа, как истый американец, и с вожделением принялся за начатый омлет.
Перекусив, я прошел в свой кабинет. Почитал новости в Интернете, набрал свое эссе, нашел две лишние запятые, исправил.
Чем еще заняться?
Ждать всегда трудно, блин. Когда ждешь – время замедляет ход. И не потому, что нам так кажется. А потому, что мы как бы затаиваемся. Уходим в себя. Впадаем в состояние, заставляющее время идти медленнее. Хотя, конечно, и не хотим этого. Я даже думаю, что, постоянно находясь в режиме ожидания, мы можем прожить дольше, нежели в обычном режиме. Скажем, лет сто пятьдесят, а то и все двести…
Мне, конечно, часто приходилось ждать: Ирину, когда она позвонит или приедет; нужного человека, который мог и не появиться; события, которое должно было произойти и все не происходило. Но еще никогда время не текло так медленно, как сегодня. Вся вторая половина среды тянулась как полный день. Или даже два. Но всему приходит конец. Так устроено мироздание. Хорошо это или плохо – зависит от ситуации. В моей ситуации наступление вечера, несомненно, было полным позитивом.
Я пришел домой. Плотно поужинал. Включил телевизор. Черт побери, пора бы Ермакову и позвонить.
Взял книжку из шкафа, не посмотрев даже на название. Полистал. Прочел несколько строчек:
«Хаврония кивнула и вымучила для меня улыбку.
– Мясо с картошкой? – переспросила она.
– Да, – ответил я. – И кружку пива.
– Пива у нас нет. Есть квас. Будете?
– Буду, – ответил я»…
Сразу захотелось пивка. Хотя я его и небольшой любитель. Вот что значит сила печатного слова!
В холодильнике у меня пива не было. И я решил сходить в магазин. Засобирался, засуетился. И напрочь позабыл, что жду звонка. И как только я вышел из режима ожидания, время потекло со своей обычной скоростью и… раздался звонок. Это звонил капитан Ермаков.
– Слушаю, – быстро сказал я.
– У нас все готово, – произнес Вячеслав Всеволодович.
– Понял, – сказал я.
– Можешь работать, – сделал ударение на слове «работать» Ермаков.
– Понял, – снова сказал я.
– Удачи…
Уф-ф-ф… Дождался благой вести, слава богу! Настала наконец и моя очередь действовать…
Я нахожу свой сотовый, набираю номер Валентина Георгиевича Чекулаева, столь любезно предоставленный мне влюбленной в него женщиной-доцентом Анной Витальевной, и, когда на том конце не сразу, но все же берут трубку, говорю:
– Здравствуйте…
Здравствуйте, – отвечают мне в трубку.
– Это Аристарх Русаков, – говорю я. – Помните такого?
– Помню, – голос у собеседника меняется на недовольный.
– Мне нужно с вами поговорить, – уверенно и твердо произношу я.
– Вы полагаете, что нам есть о чем с вами говорить? – отвечает мой собеседник. – Лично я в этом сомневаюсь.
Он не бросил трубку. Не послал меня… очень далеко. Вот что значит быть интеллигентным, образованным и воспитанным человеком… Приятно иметь с такими дело!
– Есть, – говорю я тоном, не приемлющим никаких возражений (вот что значит верно выбранная тактика поведения: быть уверенным в себе и внушать эту уверенность другим). – Речь пойдет о вашей жене…
– Жанне? – спрашивает удивленно Валентин Георгиевич.
– И о Жанне тоже, – тоном строгого и неподкупного судьи произношу я. – Когда и где мы можем поговорить?
– Теперь уже только завтра, – немного подумав, отвечает Чекулаев.
– Как скажете, – говорю я. – Место и время?
– Желательно пораньше. Утром. Часиков в десять… – тон у Валентина Георгиевича спокойный и чуть заинтересованный. А может, это просто дань вежливости…
– Хорошо, – произношу я. – Где?
– Вы знаете, где находятся большие арочные ворота, что ведут в Нескучный сад со стороны Ленинского проспекта? – спрашивает меня, в свою очередь, Валентин Георгиевич.
– Да, – отвечаю я. – Знаю.
– Завтра в десять утра у этих ворот. И прошу не опаздывать. Ждать я вас не стану, – категорично говорит Валентин Георгиевич.
На этом наш разговор завершается. Что ж, главное сделано: Чекулаев согласился на встречу…
Я набираю номер Ермакова.
– Добрый вечер, – говорю я, дождавшись «слушаю» от Вячеслава Всеволодовича.
– Добрый, – отвечает он.
– Докладываю вам, что завтра в десять утра я встречаюсь у арочных ворот в Нескучный сад с Валентином Чекулаевым, – выпаливаю я.
– Славно сработано, – похвалил Вячеслав Всеволодович. – И как ты его раскрутил на разговор?
– Сказал, что речь пойдет о его жене, – просто говорю я.
– О какой: первой, убиенной, или второй, которая убивица? – Я слышу интерес в голосе Ермакова.
– Я не уточнял, – говорю я. – Добавил только, что это касается и его новой супруги Жанны.
– И он согласился встретиться? – В голосе Вячеслава Всеволодовича сквозит явное удивление.
– Ага, – отвечаю я.
– Я бы на его месте послал бы тебя в известное место, – честно говорит Ермаков.
– Ты просто плохо воспитан, – парирую я последнюю реплику Вячеслава Всеволодовича.