Второй круг оказался значительно меньше первого. Заночевать им пришлось неподалеку от все того же истлевшего кладоискателя, пролежавшего в этом пустом лесу по меньшей мере пять столетий.
Очень хотелось пить, но воды не было ни капли. Царила невероятная сушь, и они удовлетворились тем, что пожевали горькие листья вязов.
Облегчения это не принесло. Они легли спать. Парс все еще не терял надежды выбраться из Лон-Меара, но его более дальновидный сын уже понимал, что Лес жаждет жертвы.
Во втором часу пополуночи, когда Парс тихонько подвывал во сне от мучивших его кошмаров, Урайн неслышной лаской подкрался к отцу, извлек из его ножен грютский кинжал и одним не лишенным изящества движением вспорол ему горло.
Урайн припал губами к свежей ране и пил кровь, пока не почувствовал, что голод и жажда отступили, сменившись сладким дурманом и приятным теплом, разлившимся по всем закоулкам его уставшего тела. Потом он заснул глубоким и безмятежным сном.
566 г., Пятый день месяца Эдар
Урайн вышел из Лон-Меара круглым сиротой. Но теперь он знал, в чем смысл его существования, он знал правду о своем избранничестве. Великая Мать Тайа-Ароан пометила его чело своей багровой печатью. Только благодаря этому он допущен к своему новому знанию и оставлен жить. Жить волею Хуммера и во имя воплощения воли Хуммера.
Из Лон-Меара вышел отнюдь не шестнадцатилетний подросток, еще не сбривший своей первой бороды. Сумеречную Черту переступил тридцатилетний человек в темно-пурпурном плаще.
Его единственное ухо украшала серьга с ярко-зеленым камнем. Он был перепоясан мечом в дорогих, но строгих ножнах из черненого серебра без резных украшений и каменьев. Его глаза, утратившие постоянство цвета, переливались всеми оттенками серого, зеленого и голубого. Временами в них проскальзывали сапфировые искры и росчерки потустороннего багрянца.
Второе ухо Урайн оставил в залог Хуммеру. Оно продолжало слышать, слышать древний язык, слова которого смертельно опасны для любого из живущих. Но чтобы самому заговорить на нем, Звезднорожденный должен постичь многое.
На раздавшихся вширь плечах Урайна болтались две переметные сумы. Урайн шел через подмерзшее болото, на его непокрытую голову падали первые колючие снежинки, но он не чувствовал холода, ибо отныне в его жилах бушевало ледяное пламя.
А другое, яркое и горячее, пламя в это время возносилось к небесам над капищем Гаиллириса в Ласаре. Второй Звезднорожденный поклонился старшему жрецу и, приняв из его рук кубок, полный до краев Медом Поэзии, испил веселящий напиток до последней капли.
562 г., Тринадцатый день месяца Белхаоль
Эллат был фигурой легендарной. За три десятка лет, которые успели пройти со времен битвы на Истаргери-нимских холмах, об Эллате успели сочинить много разного, и никто не брался отделить правду ото лжи. Даже отец Элиена, знавший Эллата лично, никогда не рассказывал о нем. А когда начинали говорить другие, замолкал, хмурился и под любым предлогом покидал болтливую компанию.
Поэтому Элиен честно отдавал себе отчет в том, что не знает об Эллате ничего. Ничего, кроме общеизвестного.
Когда казалось, что весь мир будет растоптан грюта-ми Эстарты, Эллат появился из ниоткуда и был поставлен Советом Союза во главе харренского войска. Почему? Об этом судили все, и никто не говорил правды.
Эллат сокрушил Эстарту и навязал грютам жесткий Нелеотский договор. Как? История Ре-тарской войны об этом умалчивает.
Эллат был единогласно избран сотинальмом – главой Харренского Союза. Совет утвердил за Эллатом Знаки
Сотинальма и титул Мудрого Пса Харрены пожизненно. За что? Было за что.
И несмотря на то, что Эллат был почетным правителем Харрены, он уже много лет вел жизнь затворника, и едва ли можно было найти хоть одного счастливца, добившегося приема у Мудрого Пса Харрены.
* * *
Элиен уже довольно долго блуждал по кривым таргонским улицам, обдумывая предстоящую встречу и не очень-то надеясь на ее успех. Наконец он выругал себя за трусость и, завидев двух стражей у ворот в белокаменной стене, подъехал к ним.
– Я ищу дом гиазира Эллата.
– Вы, гиазир, можете видеть его прямо сейчас. – Тот, что был постарше, указал себе за спину, где над оградой шумела буйная зелень садов. – Вот он.
Сын Тремгора хмыкнул. Три часа бесцельных блужданий по незнакомому городу привели его прямо к воротам Эллата. Это не может быть случайностью.
– Я Элиен, сын Тремгора из Ласара. Мой учитель Сегэллак направил меня к Мудрому Псу Харрены за советом. Когда я могу получить его?
– Прямо сейчас, – ответил страж.
Сын Тремгора не сомневался, что такой ответ на подобные вопросы стражу приходится давать первый раз в жизни.
Все выглядело так, словно Элиена здесь ждали. Уж очень быстро один страж принял от него поводья Крума, а второй провел его по изысканным дорожкам сада к беседке, где Эллат наслаждался покоем и праздностью.
Эллат как будто вовсе не замечал Элиена. Он сидел на скамье, укрытой покрывалом из беличьих шкурок, и всматривался в биение струй рукотворного фонтана.
Элиен вступил в беседку, произнося слова приветствия. Но не успел он дойти до “…из рода Акретов”, как Эллат преобразился. Беличье покрывало слетело на землю. Мудрый Пес Харрены поднялся в полный рост. В его руках сверкал длинный меч.
Элиен почувствовал жар обжигающего взгляда пронзительных черных глаз Эллата. В этом взгляде не было злости. Сила и уверенность. Спокойствие и неколебимая мощь. Молодая удаль и мальчишеское любопытство.
Элиен невольно отступил на шаг, продолжая завороженно всматриваться в южную ночь Эллатовых глаз.
Первым, что услышал Элиен от Эллата, было короткое “защищайся”.
Мудрый Пес Харрены не шутил. Это сын Тремгора понял сразу же и проворно извлек свой клинок из ножен.
Позволив себе мимолетную улыбку, Эллат прочертил мечом в воздухе знак Тета. Но это не было приглашением к бескровному поединку, да и возможен ли он с боевым оружием – поющим, чтобы убивать? Этот знак – шестилучевая звезда – приглашал к смерти.
Элиена переполнили гордость и страх. Гордость, что он может принять смерть от сотинальма Харрены, и страх, что сам сотинальм Харрены сейчас примет смерть из его, Элиена, рук.
Клинок Эллата устремился к его груди в змеином выпаде. Элиен отпрыгнул.
Эллат шел на него, и воздух кипел от бесконечного “водоворота смерти”, в котором, сливаясь в два сверкающих колеса, бушевал его клинок.
Уклоняясь, Элиен остался без левой половины полотнища своего плаща. Сделал привычный глубокий выпад. Еще один. Эллат, извернувшись лаской, уклонился.
Несмотря на свои годы, Эллат был удивительно ловок и подвижен. Ни один из ударов Элиена не достигал цели, в то время как его собственный плащ был уже разрезан на три изумрудные тряпицы, лежащие на земле.