Она засунула ему в рот палец, глубоко-глубоко, Мартин закашлялся, и через секунду все содержимое желудка оказалось на цветастом ковре.
— Ну вот и все, — сказала Тина и погладила Мартина по голове. — Роланд, принеси-ка полотенце.
— Уф, гадость какая, — проговорил Мартин, отдуваясь.
В этот момент они явственно различили голос Субастика, который шел откуда-то издалека.
— Скажи Мартину спасибо! Вернулся я обратно в шкаф, мне очень жаль, но я был прав! По крайней мере, я живой, хотя немножко не такой!
Голос становился все тише и тише, пока совсем не потух.
— Ну, хотя бы живой, и то хорошо, — сказал Роланд. — Мартин не зря страдал. А теперь хорошо бы нам с ковром разобраться, пока мама с работы не пришла.
Мартин отправился в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок, а Роланд с Тиной занялись ковром. Когда все было вымыто, Тине пришла в голову прекрасная мысль: высушить мокрое пятно феном. В скором времени комната приобрела свой прежний вид, и Роланд был избавлен от необходимости объясняться с мамой.
Справившись с этим важным делом, друзья сели рядком на диван и принялись обсуждать происшедшее.
— Я так испугался, когда увидел Субастика, — сказал Роланд. — А вы?
Мартин кивнул.
— У него такой жалкий вид! — сказала Тина. — Как будто он очень болен.
Мартин молчал. Он был потрясен увиденным. Ведь он единственный знал, как выглядел Субастик в нормальной жизни.
Какое-то время в комнате царила тишина.
— Роланд, ты у нас умеешь рассуждать логически, — прервал молчание Мартин. — Что произошло с Субастиком? У тебя есть на этот счет какая-нибудь теория? Почему он не в водолазном костюме, а в этом дурацком полотенце? И почему он теперь такой маленький?
— Что касается водолазного костюма, то тут все просто, — сказала Тина, не дожидаясь ответа Роланда. — Субастик настолько уменьшился, что костюм стал ему велик.
— Но почему он уменьшился, непонятно! — воскликнул Мартин.
Тина посмотрела на Роланда. Тот только пожал плечами и сказал:
— Может быть, Дауме так пожелал, но никакой логики в этом нет. Какой ему от этого прок?
— А такой, что тогда он сможет его повсюду брать с собой, — предположила Тина. — Сунет в рюкзак или в сумку, и все.
— Логично, — отозвался Роланд. — Дауме уменьшил Субастика для более удобной транспортировки.
Мартин согласно кивнул.
— Как же теперь наш план по освобождению Субастика? — спросила Тина.
Роланд покосился на Мартина.
— Думаю, что нам придется от него отказаться. Что скажешь, Мартин? — спросил осторожно Роланд.
— В квартиру нам теперь не сунуться, раз у него там кто-то живет. Брат или дядя, не знаю, — принялся рассуждать Мартин. — Капли нам теперь тоже не помогут. Засада.
— Даже если нам удастся улучить момент, когда этот дядя куда-нибудь выйдет, и я снова заберусь в квартиру, нам все равно не вытащить оттуда Субастика, — проговорила Тина. — Он ведь сказал, что Дауме запретил ему выходить из квартиры без разрешения. А раз Дауме так пожелал, то ничего не получится!
— Логично, — сказал Роланд.
— Значит, нам придется сдаться?! — в отчаянии воскликнул Мартин.
Тина утешающе положила ему руку на плечо.
— Но мы же не можем оставить Субастика в лапах этого преступника! — сказал Мартин, чуть не плача.
— А что будет, когда у Субастика кончатся веснушки? — спросил Роланд. — Ведь если не будет веснушек, то Дауме уже не сможет загадывать желания? Так? Тогда Субастик спокойно уйдет от него! Может быть, нам просто подождать, пока кончатся все веснушки? У него их там не так много осталось. Или красные пятнышки тоже считаются?
— Не знаю, — ответил Мартин. — Когда Субастик был у меня, никаких красных пятен у него не было. Только синие крапушки. И к тому же я не уверен, что уже загаданное желание перестанет действовать, когда кончаются все веснушки. Такое пожелание держится довольно долго.
— Ты хочешь сказать, что даже если кончатся веснушки и Дауме уже ничего не может себе пожелать, Субастик все равно должен будет остаться у него? — уточнил Роланд.
— Понятия не имею, — признался Мартин. — Единственный, кто разбирается в этом, — мой папа. Ведь Субастик пробыл у него один раз довольно долго. Нужно его спросить.
— А как же наш уговор? — насторожился Роланд. — Ведь мы же поклялись, что никому не будем об этом рассказывать.
— Но можно ведь передоговориться, — возразил Мартин. — Даже желания можно отменить! Я в лагере один раз что-то пожелал, а потом сам и отменил свое пожелание, и ничего страшного!
Тина посмотрела на Роланда. Тот согласно кивнул.
— Не знаю, как там с желаниями, можно их отменить или нет, а нашу клятву мы можем, наверное, отменить, раз тебе так нужно! — сказала Тина.
— Даже в компьютере предусмотрена такая функция — «Отменить ввод», — добавил Роланд. — Значит, щелкаем на «клятву» — и порядок! Ты свободен от своих обязательств!
— Спасибо, — поблагодарил Мартин.
— Но давай договоримся, что ты расскажешь папе обо всем только в самом крайнем случае, — сказал Роланд. — Попробуй сначала просто выведать у него, как там обстоит дело с этими веснушками. Как долго держится одно желание и действует ли загаданное желание, когда кончаются веснушки, ну и так далее.
Вечером, однако, Мартину не удалось поговорить с отцом.
— Папа сегодня будет поздно, — сказала мама, когда они сели ужинать вдвоем. — Он с утра отпросился с работы и теперь вышел в вечер.
— А почему он отпросился с работы? — спросил Мартин.
— Да у них там какие-то дела с дядей Антоном, — ответила мама и быстро сменила тему.
На другой день тоже ничего не вышло.
— Мне нужно еще забежать к Антону, — сообщил папа после ужина. — По делу. Очень важному.
— И что это за дело? — поинтересовался Мартин.
Папа изобразил на лице нечто, что должно было выражать «у взрослых есть свои взрослые дела», и промямлил:
— Долго объяснять. Закавыка у нас тут одна… Закавычистая.
Больше из него ничего вытянуть не удалось.
Только в четверг Мартин смог наконец улучить минуту, чтобы побеседовать с папой.
Мама разложила на столе краски и кисточки, достала большой альбом акварельной бумаги, опустила пониже лампу и углубилась в работу. Ей заказали новый узор для ткани. На первом листе появились широкие цветные полосы. Слышно было только, как она обмакивает кисточку в воду, прежде чем нанести краску.
Папа сел в кресло почитать газету, но чтение не шло. Он смотрел поверх газеты, устремив отсутствующий взгляд в пространство.