Вообще-то я собирался разводить овец, там почти все фермеры этим занимаются. Но денег у меня хватило только на покупку земли и домика, на овец уже ничего не осталось. Штуки две-три я бы еще мог купить, но этого для разведения мало.
Дядюшка Элвин пригубил вино.
— Ну и что дальше? — с нетерпением спросил господин Пепперминт.
— Дальше пришлось придумывать что-нибудь другое, — продолжал дядюшка Элвин. — По части выдумки за мной никому не угнаться! Это и Макси всегда говорил, — похвалил себя дядюшка Элвин и отпил еще немного вина. — Раз овцы мне не по карману, рассудил я, займемся разведением кенгуру.
А кенгуру, как вам известно, водятся в Австралии в большом количестве. Их нужно только отловить — и, пожалуйста, они уже твои. Я быстро наловчился, все знали: мимо меня ни один кенгуру не прошмыгнет! Скажу без ложной скромности, другого такого ловца во всей Юго-Западной Австралии не было! Мне даже кличку там дали — Элвин-Кенгуру. Ну, так и пошло… Начал я с пятидесяти кенгуру, а потом прибавилось потомство, и закрутилась карусель.
— А кому нужны все эти кенгуру? — поинтересовался господин Пепперминт.
— Да, зачем их вообще разводят? — спросила госпожа Пепперминт.
— Как зачем? — удивился дядюшка Элвин. — Чтобы продавать.
— А для чего продавать-то? — не понял Мартин.
— Как для чего? — опять удивился дядюшка Элвин. — Их продают на переработку.
— Переработку? — ужаснулась госпожа Пепперминт.
— А вы что, никогда не ели стейка из кенгуриного мяса? — спросил дядюшка Элвин, явно теряя терпение.
— Ты хочешь сказать, что кенгуру едят? — уточнил Мартин.
— Ну не пьют же, — съязвил дядюшка Элвин.
— Ужас какой! — все еще не верила своим ушам госпожа Пепперминт.
— Я бы ни за что не согласился есть кенгуру! — ответственно заявил Субастик, отличавшийся, как известно, необыкновенной всеядностью.
— Да что ты говоришь! — Дядюшка Элвин посмотрел на Субастика с прищуром. — А сосиски лопать ты согласен, да? Знаешь, из чего их делают?
— Из сосисочного фарша, наверное, — предположил озадаченный Субастик.
— А сосисочный фарш, он что — с неба свалился? Нет, твой сосисочный фарш тоже когда-то был коровой или свиньей, — торжествующе заявил дядюшка Элвин. — Получается, что коров можно перерабатывать, а кенгуру — ни-ни? Где логика?
— Ты прав, — сказала госпожа Пепперминт.
Даже притихший Субастик вынужден был внутренне согласиться с тем, что дядюшка прав.
— Ну хорошо, — прервал общее молчание Мартин, — а дальше-то что было? Почему ты решил приехать в Германию?
Дядюшка Элвин потянулся за бокалом господина Пепперминта — свой он уже успел опустошить.
— Почему?.. — задумчиво проговорил он. — Да всё из-за этой песни по радио. Все с нее началось. Она всю жизнь мою перевернула.
— Какая песня? — спросил господин Пепперминт.
— В Австралии немецких песен по радио практически не передают. Крайне редко. И вот однажды… Я как раз собирался сделать себе кофе… Я обычно кладу три ложки растворимого кофе, без горки, конечно, на пол-литра воды, так получается гораздо экономнее, чем каждый раз класть отдельно в чашку. Выгадываешь с каждой чашки…
— Ну так что же произошло в тот день? — не дала ему отвлечься госпожа Пепперминт.
— Ах да! — спохватился дядюшка Элвин. — Песня. Ну так вот. Достал я кофе, как сейчас помню, и тут вдруг по радио запели «Горные вершины спят во тьме ночной…». Про сторожа и деву… Знаете?
Все честно признались, что не знают.
— Ну как же! Такая знаменитая песня! — удивился дядя и запел, растягивая слова:
Горные вершины спят во тьме ночной,
Тихие долины дремлют под луной,
Пухлые овечки бродят за рекой,
Путники усталые пришли уже домой.
Только я один тут под кустом сижу,
На чужие окна с завистью гляжу
И с добра хозяйского глаз я не свожу,
С вечера его я зорко сторожу.
А под утро дева вышла на крыльцо,
Увидала дева сторожа лицо,
И сказала дева: «Сторож, дорогой,
Заходи к нам, милый! Будь нам как родной!»
Талант у дяди был явно не большой, но пел он, как говорится, с душой. Даже сам немного прослезился.
— Я как услышал эту песню, — продолжил он свой рассказ, — так сердце защемило! Прямо такая тоска взяла, не передать словами! Кто мне, горемыке, тут, в этой чужой Австралии, скажет: «Заходи к нам, милый! Будь нам как родной»? Никто. И потянуло меня на родину как никогда. Сначала думал — ничего, пройдет. Ан нет. Оно все не проходит и не проходит, все тянет на родину и тянет. В один прекрасный день я не выдержал. Всё, решил я, хочу вернуться к своим корням, хочу поехать в Германию, чтобы обнять моего единственного родственника! Это я тебя, между прочим, имею в виду, Бруно! — строго сказал дядюшка Элвин, обращаясь к господину Пепперминту.
— Ну, и что дальше? — спросил Субастик, видя, что дядюшка Элвин опять готов отвлечься.
— Дальше я запер дом, — сказал дядюшка Элвин, — открыл нараспашку кенгуриный загон и выпустил всех кенгуру на волю. Вы бы видели, как они обрадовались! Разбежались кто куда, только лапы сверкали!
Воспоминание об улепетывающих радостных кенгуру было таким волнующим, что дядюшка от умиления даже не заметил, как взял себе бокал госпожи Пепперминт и тут же осушил его до дна. Госпожа Пепперминт только покачала головой, но ничего на это не сказала.
— И представляете, все разбежались, а Велли остался! — приступил к следующей главе своего рассказа дядюшка Элвин, отставляя в сторону пустой бокал. — Я уж его и так и эдак, а он — ни в какую! Привязался ко мне, шельмец! Ходит за мной по пятам, как собачонка, прямо хоть плач, хоть смейся. Что мне оставалось делать? Пришлось взять с собой. Ну вот, теперь я вам всё рассказал. Так что не беспокойтесь, никуда мой Велли от меня не денется. Явится как миленький! А нельзя ли мне винца добавить? Благодарствую.
— Еще один вопрос, — взял слово Мартин. — А что стало с тем Макси, с твоим работником, о котором ты рассказывал?
— Он тоже на волю вышел. В смысле я его уволил, — пояснил дядюшка Элвин и почему-то нахмурился. — И вообще, всё, хватит. Я уже вам нарассказывал воз и маленькую тележку. Даже в горле пересохло. Бруно, принеси-ка еще бутылочку из подвала. Эту вы уже выпили.