Мальчишка угрюмо кивнул.
Герфегест смачно сплюнул под ноги и обстоятельно поправил кожаную юбку, чтоб сидела как следует. Он постепенно забывал, кто он и зачем он здесь.
Рожденный в Наг-Туоле начинал жить и размышлять как искомый престолонаследник. Кажется, ему не следует попадаться на глаза людям Гамелинов. Кажется, он во что бы то ни стало должен убежать из столицы. Да, точно – бежать из столицы.
3
Герфегест выбрал самую занюханную лавку в квартале оружейников и вошел внутрь.
Немолодой торговец вылез из пыльных глубин лавки, подозрительно оглядывая с ног до головы странного покупателя в женских сандалиях.
– Мне нужны самые богатые ножны для господина Меча, – прогнусил Герфегест.
Торговец презрительно скривился.
– А деньги-то у тебя есть?
– Денег мне не надо, – пожал плечами Герфегест. – Мне нужны ножны.
– Ножны – это хорошо, – прошипел торговец, наливаясь желчью. – А что ты мне дашь за них?
– Товар покажи, а то ведь я могу уйти.
Торговец нехотя вывалил перед ним на прилавок два десятка разномастных ножен: плохих и очень плохих.
– Да, ножны у тебя все как на подбор, – кивнул Герфегест, окинув их взглядом полного недоумка.
С этими словами он извлек свой тугой кошель; лицо торговца сразу же облагородилось алчностью.
– Сколько тебе дать за эти? – Герфегест ткнул пальцем в ободранное нечто, сработанное из двух потемневших от воды дощечек, наспех залакированных черным лаком. Явно с утопленника.
– Двадцать монет, – нагло заявил торговец.
Баснословно. Но Герфегест промолчал. Он проверил, как входит и выходит меч, и, несмотря на то что тот держался в ножнах препогано, свободно болтаясь из стороны в сторону, быстро согласился:
– Хорошо.
Выказав себя со всех сторон полным растяпой, Герфегест повернулся, чтобы уйти.
– Постой, господин, у меня есть для тебя кое-что хорошее, – пропел за его спиной масляный голос торговца.
Ага, кажется, клюнул все-таки. Герфегест обернулся, недоуменно вскидывая брови. На прилавке, среди дряхлого барахла, появилась бронзовая чарка и бутыль сельха.
– Я вижу, ты солидный покупатель. Ты из тех, кто не пройдет мимо своего счастья. Ты – парень, который сладит с любой девкой. – Все это хитрюга сообщил Герфегесту, раскупоривая бутыль и наливая ему полную чарку. – Когда в городе начался… началось… ну, в общем, ты понимаешь, заваруха, один благородный был убит в нашем в квартале и от него остались отменные вещи. Они припрятаны у меня в доме. Ты пока побудь здесь, попей сельху, а я мигом сбегаю за ними и вернусь. Такому человеку, как ты, мне будет не жалко отдать их за бесценок.
– От благородного? Гм… Ну что же, тогда пошевеливайся, – покровительственно кивнул Герфегест, залихватски опорожнив чарку.
Конечно, он заметил недобрые огоньки, блеснувшие в глазах торговца. Но они были сейчас Герфегесту приятнее, чем лиловый свет путеводных фонариков в императорских садах.
Как только торговец исчез за ширмой в глубине лавки, Герфегест немедленно исторг отвратительный сельх обратно в чарку. Хорошо бы, если просто сельх – его чуткий язык уловил среди хмельной горечи легчайший привкус дурмана.
4
По замыслу лавочника Герфегесту полагалось сейчас быть не то мертвым, не то спящим беспробудным сном. Поэтому Герфегест, опрокинув бутылку на пол и раскинув руки, уронил голову на прилавок и затаился, не дыша.
Торговец вернулся не один. Судя по шарканью подошв, их было трое.
– Готовенький, – послышался шепот.
Звук шагов приблизился вплотную.
Ждать было больше нельзя. Если одному из них вздумается сейчас огреть его для верности дубиной, то о встрече с Торвентом можно будет забыть до Шестьдесят Четвертого Вздоха Хуммера.
Герфегест легко опрокинулся назад вместе с табуреткой и, ловко перекувырнувшись через спину, встал на ноги уже с мечом в руках. Он успел вовремя. В прилавке, в том самом месте, где только что была его голова, торчал топор. Неплохой удар для честного торговца!
Лавочник вернулся вместе с сыновьями, а может – племяшами. Двое здоровенных оболтусов с топорами не иначе как пришли обогатиться духовно – кому же неинтересно, что у человека внутри?
Сам лавочник сжимал в руках неплохой меч. Похоже, действительно стащил с тела какого-то благородного гиазира. Так везде и всегда – люди, приуготовляя витражи лжи, любят вставить в них побольше осколочков правды.
– Убивать не буду, – спокойно сказал Герфегест. – И закладывать железноголовым тоже. Это не в правилах Ларта, сына Милианга. Деньги на прилавок – и разойдемся по-доброму.
Слова Герфегеста были восприняты любителями честного грабежа не вполне адекватно. Перекупщик с неожиданной легкостью перемахнул через прилавок, вздымая меч над головой в плохо поставленной «стойке скорпиона», а его отпрыски нехотя полезли вслед за ним.
В Сармонтазаре ему не раз приходилось драться с самым разным отребьем, но здесь, в Алустрале, такого еще не случалось. Все его противники были либо рубаками-профессионалами, либо людьми из Семи Домов. Герфегест испытал легкий укол спеси: вот, дожился, рассыпайся тут в фехтовальных красотах перед неблагодарными зрителями.
Дождавшись первого выпада лавочника, Герфегест беспощадно отбил его меч ометающим влево ударом ноги. Сразу вслед за этим последовало приближение вплотную к незадачливому вояке, которое завершилось оглушительным ударом кулака в челюсть.
Добрый человек повалился навзничь, роняя меч, а его сыновья (племяннички?) остановились в нерешительности.
В этот момент за спиной Герфегеста раздался скрип двери. Краем глаза приглядывая за оболтусами, он отскочил в сторону и поглядел на вошедших.
Ну конечно, железноголовые его родных Гамелинов! Но сейчас он, Герфегест, – отнюдь не Хозяин Дома, и глупо вспоминать о перстне Стагевда, который с легкостью опустит на колени троих мужиков с алебардами. Сейчас он, Герфегест, более или менее вдохновенно исполняет роль Ларта, сына знаменитого южного пирата Милианга, и ему нужно валить отсюда, да поскорее.
Железноголовые молниеносно оценили обстановку.
– Стоять! – проревел начальник городского дозора.
Сыновья лавочника разом вздрогнули и бросили на пол топоры. Дескать, мы здесь ни при чем, не надо нас бить.
«Как же, как же… Будет сейчас „стоять“ тебе!»
Слева от Герфегеста находился высокий шкаф с выставленной на обозрение захожих покупателей нехитрой утварью. Он завалил его на пол и, радуясь переполоху и грохоту за своей спиной, бросился в глубь лавки.
Ругаясь последними словами, железноголовые устремились за ним, неловко продираясь через развалы глиняных черепков. Видать, сразу зачуяли матерого преступника!