— До свиданья, Зинаида Ивановна, до свиданья, Илья.
Он протянул юноше руку, тот, не поднимая глаз, пожал ее. Рука художника была холодной, хрупкой. Сожми ее по-настоящему, твердой мужской рукой, цепкой, какая была у него, Дмитрия Павловича Савинова, и художник, этот худосочный паршивец, заносчивый, точно подсознательно чувствующий данную ему силу, уже никогда не сможет взять в нее карандаш или кисть.
— Да, вот что еще, — отойдя на пару шагов, обернулся Савинов. — Как приеду, я сразу возьмусь за твою первую выставку. — По-девичьи вспыхнув, юноша открыл было рот, но Савинов не дал ему сказать. — Вернее, подготовкой займется моя жена. У меня не так много времени. Мы решили устроить ее в салоне «У Анны» — лучшем салоне города, Илья. Пора тебя открывать свету.
Отъехав от нотариальной конторы, Савинов обернулся и увидел, как Зинаида Ивановна машет ему вслед. Она точно знала, что сейчас за темными стеклами машины их благодетель, рискуя вписаться куда-нибудь, жадно выглядывает ее сына.
И только выехав на шоссе, он бросил взгляд на сиденье рядом. Там лежала дорогая пухлая папка. А в ней хранился билет в будущее!
Только что они подписали контракт. Только что он, Дмитрий Павлович, купил художника Инокова. Целиком. С потрохами. Купил его руки, сердце и душу. На бумаге, врученной обеим сторонам, была закреплена печатями и подписями договоренность, что на протяжении десяти лет все, что напишет Илья Петрович Иноков, будет безраздельно принадлежать Дмитрию Павловичу Савинову — все, до последнего эскиза, карандашного штриха, кляксы из перьевой ручки. В противном случае Илья Иноков и его мать должны будут лишиться всего, что у них есть. Савинов объяснил Зинаиде Ивановне, что вложил и будет вкладывать в ее сына огромные деньги, поэтому ему нужны гарантии. Увы, жесткие, но куда деваться: он — человек деловой! И даже рассорься он с ее сыном, пусти их по миру, все равно будет иметь право приехать днем или ночью с отрядом ОМОНа и отобрать все новые полотна. И так — в течение десяти лет!
Глядя на шоссе, крепко ухватив баранку, Дмитрий Павлович улыбался. Годами он работал над этим крепостническим документом, советовался с десятками матерых юристов, чтобы в случае любого промаха судьбы, в случае самых непредвиденных вывертов со стороны художника Инокова, обладателя хрупкой и нервной психики, смог бы свернуть его в бараний рог, приковать к мольберту и не отпускать долго!
«Как ловко он все устроил! — думал Савинов. — Уже давно договор хранился в сейфе, рядом с пачками зеленых, дожидаясь звездного часа!»
И вот — дождался.
Теперь он, Дмитрий Павлович Савинов, будет ревностно печься о своем имуществе. Его воля и бесценный документ отныне оградят художника Инокова от любых посягательств и в первую очередь, — от самого себя. Можно было спокойно отправляться в плаванье — хоть в кругосветное!
А в случае бунта на корабле он оставлял на Инокова управу. Теперь рядом с художником денно и нощно будет незаменимый Цербер — его мать. (Человека, более близкого юнцу, не сыщешь!). И его, Дмитрия Савинова, союзница! Вот кто не даст сыну заскучать, предаться меланхолии. Зинаида Ивановна охотно согласилась на все условия. Для себя она давно поняла главное: ее сын — золотая антилопа, которая просто обязана без устали бить копытами оземь! Пока живы такие чудаки, как их банкир-благодетель. Рождайтесь, денежки, взрывайтесь фонтанчиками, звените и сверкайте на радость мамаши художника! В минуту подписания договора Зинаида Ивановна, кажется, решила, что их богатый друг спятил окончательно. Савинов видел это, читал ее как пособие для пешехода. Знал, что она себе думает. Подумаешь, что дядя в дорогом костюме немного попугал ее мальчугана! И правильно сделал: не разболтается! Богач сам руку в капкан сунул! Да что там — залез в него целиком! Мало того, что он обязывался платить ее сыну внушительную сумму каждый квартал, — тут и пенсии не надо! — он давал вперед огромные деньги! Платил за маленькую каракулю, закавычку, которую поставил ее ненаглядный художник в конце толстого мудреного документа, и за ее — Зинаиды Ивановны! — неровную, выведенную с дрожью в руке подпись. Не смешно ли? Нет, радостно! Можно запросто свихнуться от счастья, даже не успев вкусить всех предоставляемых благ.
Повезло им с Ильей, ой как повезло!
Все случилось так, как ему и обещал Принц! Над равниной Гизе нещадно палило солнце. Забравшись на вершину самой истории, воплощенной в камне, он смотрел с пирамиды Хеопса на мир и захлебывался от восторга. Он только что вскарабкался сюда, не жалея локтей и коленок, в кровь расцарапал запястье, но как же он был счастлив! Полземли открывалось перед ним! Ослепительно сверкал Нил, уходящий к Дельте, и раскаленные медлительные пески разбивали свои волны о подножие пирамиды Хуфу.
Все у него получилось, все!
Там, внизу, прикрывая ладошкой глаза, смотрела вверх его королева, которую он ждал так долго, влюбленная и верившая в него. А где-то далеко отсюда, в российских хоромах, трепетала его ослепительная Жар-птица…
Он знал все пути, все дороги.
Для него все только начиналось!..
Поездка по Средиземному морю вышла удачной. Они вернулись счастливыми. Дмитрий Савинов чувствовал, что Рита, несмотря на южное солнце и море впечатлений, ничего не забыла и ждет от него поступка. Что ж, распишитесь и получите. Из машины Савинов позвонил Иноковым. Взял трубку Илья.
— Привет, — бойко поздоровался Савинов, — мы приехали, Илья. Помнишь, я тебе говорил о выставке? Да, все, как и обещал. Хоть завтра. Подожди, я посоветуюсь. — Он обернулся к Рите.
Неожиданно для него она не улыбнулась, не вспыхнула от этой новости. Наверное, на его лице отразилось недоумение. Где же ликование? Клетка открывается, птица улетает! Где? Но Рита только растерянно покачала головой:
— Господи, я ведь, глупая, совсем забыла. У меня на носу сдача трех курсовых. По двум предметам еще конь не валялся. Давай чуть-чуть отложим, а? Твой… Иноков не обидится?
Дмитрий улыбнулся ей, прикрыл трубку ладонью:
— Думаю, нет. Спокойно учись, а там поглядим.
— Только я хочу все сделать сама.
— Нет вопросов… Алло, Илья, такое предложение: если мы устроим выставку сейчас, она продлится только две недели, «У Анны» небольшая очередь. А если откроем ее… — он вопросительно взглянул на жену («Через три недели», — прошептала она.), — …недели через три, тогда она будет идти месяц. Мое предложение — отложить. Тем более что за это время мы издадим небольшой каталог твоих картин… Отложим? Вот и молодец. Все, Илья, пока, через пару дней я заеду. Привет маме.
Рита покачала головой:
— Хитрец.
— Прости, но я деловой человек. И у меня есть некоторые способности вести диалог.
— Я же говорю — хитрец, — она потянулась к нему, поцеловал мужа. — Но таким ты мне нравишься особенно.