Ходячие прорвались внутрь тюремного блока Г – одна из задних дверей осталась открытой, – но никто не мог сказать, сколько мертвецов в этом здании и какие отсеки тюрьмы еще безопасны.
– Хэп? – мягко позвала его Лилли. – С тобой все хорошо? Ты со мной?
Он медленно кивнул, не поднимая глаз.
– Так точно… Я с тобой.
Последовала пауза. Треск, хруст и низкий, вездесущий гул ходячих мертвецов делали напряжение невыносимым. В этот момент никто не стал упоминать – все отчаянно старались не замечать перед собой этого слона, – что Лилли только что у всех на глазах убила Губернатора. В глубине души все они ожидали, что рано или поздно это каким-то образом случится. Все они были детьми жестокого отца, которые теперь пытались принять неизбежный, пусть и логичный, исход этой ситуации – и, как и все привыкшие к жестокому обращению дети, уже начали подавлять в себе не находящие выхода чувства. Теперь они смотрели на Лилли другими глазами. Они ждали ее команды.
– В этой комнате мы в безопасности, – наконец сказала она. – По крайней мере, пока. Будем следить за окнами. Укрепим двери. Сколько у нас патронов?
Им понадобилось некоторое время, чтобы выяснить это. В суматохе они потеряли счет боеприпасам. У Мэттью оказался самый большой запас – пара дюжин патронов калибра 5.45 миллиметров в патронташах и еще семь в магазине автомата, – но остальные почти исчерпали свои резервы. У Бена было одиннадцать крупных девятимиллиметровых патронов на 115 гран для «Глока-19». У Глории – полный магазин патронов калибра 7.62 миллиметра для AR-15, а у Хэпа – всего шесть. Спид держал в руках винтовку «Бушмастер» с пятью патронами. У Остина остался единственный патрон в его винтовке М1 «Гаранд», и Глория отдала ему запасной «Глок-17». Лилли задумалась, сколько патронов на самом деле осталось в магазинах двух ее пистолетов, и выяснила, что их всего четыре.
– Так, до зубов мы явно не вооружены, но здесь мы в безопасности, – произнесла Глория, снимая козырек и проводя рукой по крашеным рыжим волосам. – А что потом? Какой у нас план? Нельзя же навсегда остаться в этой чертовой дыре.
Лилли кивнула.
– Думаю, мы переждем эту волну, дадим мертвецам немного рассосаться, – сказала она и многозначительно посмотрела на каждого из бойцов, словно предлагая им выход, которого на самом деле не было. – Переночуем здесь, а утром оценим обстановку.
Последовало долгое молчание, но никто не стал спорить.
Поздно ночью, когда каждый из шестерых выживших устроил себе уголок в просторной приемной комнате (главным образом с целью создать хотя бы видимость отдыха), Лилли и Остин оказались в темном отсеке за застекленной проходной. Они постелили на пол кусок брезента, обнаруженный в шкафу, чтобы им было хоть немного удобнее, и сели бок о бок, прислонившись спиной к высоким картотекам, стоящим у дальней стены. Пистолеты лежали в стороне. По другую сторону забаррикадированных дверей и окон без остановки хрипели ходячие.
Очень долго Лилли и Остин молчали. Они просто обнимались и гладили друг друга по спине и по голове. Да и что можно было сказать? Мир вышел из-под контроля, и они просто пытались держаться. Но Лилли не могла избавиться от навязчивых мыслей. Она то и дело промокала бумажной салфеткой сочившуюся из разбитой губы кровь и постепенно замечала вокруг множество деталей, которые не вписывались в обстановку: освежитель воздуха в виде елочки, висящий на настольной лампе, необъяснимое кровавое пятно на потолке и шишка на руке Остина.
– Погоди-ка, – в какой-то момент сказала Лилли, чувствуя, как желудок сводит от волнения и от голода – она уже сутки ничего не ела. Взглянув на рукав кожаной куртки Остина, она заметила две маленьких дырочки прямо над шишкой. – А это что такое?
– Ты только не сердись на меня, – ответил Остин, когда Лилли потянулась и закатала ему рукав. Запястье юноши было замотано синей банданой, насквозь пропитавшейся кровью.
Лилли аккуратно сняла ее и увидела несколько характерных проколов.
– О нет, – едва слышно прошептала она. – Боже, скажи мне, что ты порезался, перелезая через забор.
По выражению узкого лица Остина, обрамленного локонами кудрявых волос, – по странному сочетанию печали, готовности, страдания и спокойствия – Лилли поняла, что колючая проволока была здесь ни при чем.
След от укуса уже потемнел. Кожа вокруг него стала синевато-серой от инфекции. Зубы вошли глубоко – может, даже задели артерию, – и было чудом, что Остин не истек кровью. Лилли вскочила на ноги. Мысли путались, сердце колотилось как сумасшедшее. Пару мгновений она просто бормотала:
– Боже… Остин, нужно… Господи Иисусе… Все аптечки остались в… черт… ЧЕРТ!
Остин поднялся и снова замотал рану банданой. Он хотел было что-то сказать, но Лилли суетливо вертелась вокруг, обшаривая полки и ящики приемной в поисках чего-нибудь – чего угодно, – что могло бы остановить инфекцию.
– Нужно немедленно обработать рану, пока… ЧЕРТ!
Она открывала один ящик за другим и копалась в старых документах, пыльных формулярах, канцелярских принадлежностях, конфетных обертках и пустых бутылках из-под выпивки. Вдруг она снова повернулась к Остину и воскликнула:
– Жгут!
– Лилли…
Дрожащими руками она попыталась оторвать полоску ткани от полы своей джинсовой рубашки.
– Нужно наложить жгут, пока…
– Какого черта здесь происходит?!
Голос раздался из противоположного угла приемной. Глория Пайн стояла по другую сторону стеклянной перегородки, завернувшись в одеяло, и говорила сквозь прорезь в стекле. Ее глаза опухли и покраснели – видимо, шум разбудил ее. Она постучала по стеклу.
Лилли глубоко вздохнула и ответила как можно спокойнее:
– Ничего, Глория, просто…
– Что с Остином? – она заметила окровавленную бандану. К ней подошли еще двое – Хэп и Бен – и тоже посмотрели за стекло. – Это укус? – Глория не отводила глаз от повязки на запястье юноши. – Его укусили?
– Да нет, конечно, он просто…
– Лилли, подойди на секунду, – тихо сказал Остин. Он положил здоровую руку ей на плечо, слегка сжал его, заглянул ей в глаза и грустно улыбнулся. – Уже слишком поздно.
– Что?! НЕТ! Какого черта ты так говоришь?
– Уже слишком поздно, малышка.
– Нет! Нет! Черта с два! Не говори так!
Лилли повернулась и увидела, что теперь у стекла собралась вся группа. Пробивавшиеся сквозь щели в заколоченных окнах лучи лунного света высвечивали силуэты бойцов, напряженно вглядывавшихся во тьму. Все смотрели на Остина.
– Лилли… – начал Остин, но она оборвала его, резко подняв руку, и обернулась к остальным.
– Мать вашу, идите спать – все вы… – сказала она. – ДАВАЙТЕ! МАРШ СПАТЬ! ЧЕРТ, ДА ОСТАВЬТЕ ВЫ НАС НАЕДИНЕ!!!