Сильнейших никогда не потчевали в Нефритовой Гостиной, потому что предназначалась она для решения головоломных вопросов, требующих предельного внимания и исключительной ясности мысли. Чему поедание деликатесных кашалотов, как известно, не способствует.
Но сейчас все было совсем иначе.
Во-первых, Сильнейших в Гостиную не пригласили и приглашать не собирались.
Во-вторых, добавился четвертый стол. Таким образом, каре замкнулось.
В-третьих, столы были хлебосольно уставлены напитками и яствами, значительно превосходящими четырех кашалотов по совокупной вкусности и сытности.
И, в-четвертых, Герфегест с Харманой не заняли своих привычных мест.
На троне Герфегеста сидел Элиен. На троне Харманы – Элай.
Слева от них расположились Шет окс Лагин и Октанг Урайн. Справа – Герфегест и Хармана.
Четвертый стол был сервирован на двоих, но седьмой и восьмой едоки пока отсутствовали. Кому же назначено занять свободные места?
Ни прислуги, ни стражи в дверях. Из хрустального яйца под потолком струился мягкий свет.
– Итак, нас шестеро, – сказал Элиен, когда они осушили кубки.
Шет пил гортело. Урайн из братской солидарности – тоже. Остальные предпочли вино.
– Все вы прочли Скрижали, которые начертал непостижимый рок моей рукой. Есть ли среди вас те, кто сомневаются в достоверности Скрижалей?
– Нет, – ответила Хармана.
– Нет, – покачал головой Герфегест.
Элай промолчал.
– Не я, – улыбнулся Шет.
– Нет, Хумме… – Урайн осекся. – Нет, конечно! Я с самого рождения не сомневался в том, что мне назначена власть над миром.
– И небытие в Диорхе как венец преуспеяния, – ехидно добавил Герфегест.
– Небытие? – насмешливо переспросил Урайн. Он звонко хлопнул в ладоши и заметил:
– Если тебе достанет смелости утверждать, благородный Хозяин Гамелинов, что хлопок моих ладоней прозвучал из небытия – пожалуйста. Но найдутся ли те, кому достанет глупости с тобой согласиться?
Шет окс Лагин прыснул со смеху. Взяв пузатую хрустальную склянку с гортело, он налил Урайну и себе по второй.
– Послушай, Элиен, – Герфегест, по всему было видно, начинал злиться. – Я вижу четвертый стол, за которым пустуют два места. Имена этих двоих гостей пока не названы. Пусть. Но, по-моему, среди нас есть и один лишний. Имя ему – Октанг Урайн!
Сказав так, Герфегест вскочил на ноги. Над столом блеснул клинок Стагевда.
– Спрячь. Меч. В ножны, – делая веские паузы после каждого слова, приказал Элиен.
– Но почему?! – в голосе Герфегеста смешались в невиданный яд мольба и ярость. – Почему?! Ты боишься уничтожить Длань, Уста и Чресла Хуммера, ибо вслед за тем погибнет одна-единственная женщина? Но ведь мы же все знаем, что жизнь Урайна стоит сотен тысяч человеческих жизней! А быть может – и всего Круга Земель! Ты это знаешь как никто другой! Убьем его – и покончим с войной навсегда! Убьем – и Третий Вздох Хуммера прекратится. Наши дети и внуки будут счастливы, как был счастлив ты в мире умиротворенных стихий, без кутах и хушаков!
– Спрячь меч в ножны, – повторил Элиен. – И знай: я не был счастлив в свои двенадцать лет. Мне до обмороков, до судорог нравилась пятнадцатилетняя дочь одного из жрецов Фратана. Но она уже была назначена в жены другому мальчишке, сыну столичного градоначальника. Таким несчастливым, как в свои двенадцать, я не бывал более никогда.
Герфегест в сердцах грохнул гардой меча об оковку ножен и, налив себе полный кубок вина, залпом осушил его. Затем он нехотя сел обратно и упер подбородок в кулак.
В этой позе Хозяин Гамелинов намеревался окаменеть по меньшей мере на час.
– Я отвечу тебе, Герфегест, отвечу. И обида уйдет из твоего сердца.
Элиен поднялся с трона Хозяина Гамелинов и отправился мерить шагами Нефритовую Гостиную, неторопливо обходя каре столов. Это было грубым нарушением этикета в первую очередь по отношению к Хозяину Гамелинов. Но коль скоро само мироздание преступило свои законы в год Тайа-Ароан, значит, это позволительно и Элиену, Звезднорожденному.
Так думали все, кроме Элиена.
Элиен полагал иначе. Во-первых, он, как свел, привык говорить стоя (скажем, на дворцовом балконе) или уж в крайнем случае сидя в седле боевого коня. Во-вторых, в Нефритовой Гостиной сейчас не было Хозяина Гамелинов. В Нефритовой Гостиной вообще не было никого, кроме покойников. Да и сам он, Элиен, был покойником.
– Ты, Герфегест, плохо читал Скрижали и не вник в их глубинную суть. Остальные, полагаю, тоже. В этом нет ничьей вины, ибо из всех присутствующих здесь один лишь я прожил год Тайа-Ароан полностью и, сверх того, располагал Вечностью в узилище Диорха.
Говоря так, Элиен подошел к резному креслу Герфегеста сзади и – звякнула сталь – на пустующую тарелку Хозяина Гамелинов лег некий предмет. Герфегест присмотрелся. Рукоять с темной пирамидкой вместо яблока, простая гарда без излишеств, обломок стали длиной в две ладони.
– Это меч Эллата. Вернее, все, что от него осталось, – сказал Элиен. – Я обнаружил его в своих ножнах уже после выхода из Диорха. Меч, сломавшийся в той ветви дерева истории года Тайа-Ароан, не претерпел обратного Изменения и не вернул утраченную цельность.
Элиен еще говорил, а Герфегест уже отшатнулся от блюда, будто там лежал не безобидный кусок грозного в прошлом оружия, а его собственная свежеотрубленная голова.
Рука Харманы дрогнула. Несколько капель красного вина растворились без следа в черной такни ее платья.
Элай по-цыплячьи втянул голову в плечи.
Урайн вскочил на ноги и, весь подавшись вперед, пристально всмотрелся в обломок, от которого его отделяли пятнадцать шагов.
Шет тихо сказал:
– Можешь не сомневаться, любезный брат мой. Это действительно меч Эллата – даже с такого расстояния его ни с чем не спутать.
Шет, пребывающий в теле Звезднорожденного, действительно отчетливо видел угасшую, но неповторимую сущность меча Эллата, чем, конечно, не мог похвастаться Урайн, втиснутый в тело Сделанного Человека.
– Увы, Поющий Клинок мертв и ему больше не петь никогда. Точно так же мертвы мы все, здесь присутствующие, ибо нас разыскала смерть в год Тайа-Ароан. Ты, Шет, был застрелен Поющей Стрелой Аганны. Я ушел в Диорх, что также равносильно смерти ибо в действительности из моего узилища нет возврата. И если я скажу, что не я вышел из Диорха, а вы все пришли ко мне в Диорх, это тоже будет правдой. Впрочем, этой темы проще не касаться. Двинемся дальше. Ты, Элай, обратил мощь Урайна и хушаков в битве при Линниге против них самих и тоже погиб.
Элай вздрогнул, словно только что получил пощечину, и побледнел. Элиен между тем продолжал: