Айви заставила себя улыбнуться:
– Это отлично, Эйприл, просто великолепно.
Эйприл склонила голову, изучая Айви:
– Ты в порядке?
Айви энергично кивнула:
– В порядке. И очень рада за вас.
И она действительно радовалась. Просто тайна, которую она скрывала от всех, теперь казалась в миллион раз больше.
– Я собираюсь рассказать Миле. Но не маме, пока. – Сестра сделала паузу. – Я бы хотела сохранить это в тайне и рассказать ей, когда мы забеременеем. Она будет на седьмом небе!
– Думаешь? – удивилась Айви. – К нам она не проявляла особых материнских чувств.
У них была команда замечательных нянь, которые заботились о них, пока их мать пропадала на работе. Она до сих пор работала допоздна.
– Конечно. Кто бы не хотел стать бабушкой?
– Наверное, ты права, – нехотя согласилась Айви.
Правда, в отличие от Милы или Эйприл, ее отношения с матерью всегда были непростыми. Айви воспитывали строже, требовали более высоких достижений, толкали вперед сильнее. Потому что – говорила ее мать – ты как я.
Сейчас самый подходящий момент, чтобы сказать Эйприл о своей беременности.
Прямо сейчас.
Потому что теперь ей казалось, что она не просто недоговаривает что-то, а откровенно лжет.
Но Эйприл будет кричать и верещать от восторга, задавать миллион вопросов, будет так счастлива и не поймет, когда Айви попытается объяснить, почему так чертовски напугана всем этим. Так. Теперь не лучшее для этого время.
Но она должна рассказать ей. И Миле, и маме.
Скоро. Очень скоро. Только надо сделать это в подходящий момент. Она не переставала надеяться, что все устроится чудесным образом.
Однако, похоже, этого не случится.
И как бы Айви ни хотелось рассказать Эйприл и Миле и наслаждаться их радостью, прежде чем они поймут, что на самом деле это означает для «Молинье майнинг», лучше объявить им всем сразу.
Потому что ее мать сразу все поймет. Она всегда зрит в корень, она ведь бизнес-леди.
Эйприл вышла из комнаты и вернулась с небольшой стопкой журналов для будущих мам, которые аккуратно разложила на кофейном столике перед Айви.
– Слушай, я понимаю, что это преждевременно, но, честно говоря, я ничегошеньки не знаю о беременности, и ни у кого из моих друзей еще нет детей, и…
Да. Она расскажет им все за ужином в воскресенье.
Вечером того же дня Ангус нажал на кнопку на панели из нержавеющей стали, прикрепленной к забору Айви, и подождал.
Через минуту из динамика раздался голос Айви:
– Да?
– Это Ангус, – ответил он.
Он думал, ему придется объяснять, почему он здесь, но вопреки его ожиданиям ворота сразу же открылись. Приятно удивленный, Ангус запрыгнул в машину и въехал по аккуратной подъездной дорожке.
Сложив руки на груди, Айви, в джинсах и свободной футболке, стояла на нижней ступени перед входной дверью и ждала его.
Ангус вышел из машины и захлопнул за собой дверь.
– Я думал, будет сложнее.
– Я всегда считала, что люди звонят перед тем, как нанести визит, – сказала Айви, приподняв одну бровь. Вечерний ветер трепал ее распущенные волосы, и несколько прядей упали ей на лицо.
Он пожал плечами:
– Я боялся, что если предупрежу тебя, то по прибытии меня будет ждать еще один договор.
– Я открыла ворота, потому что не хотела, чтобы ты выкинул еще какой-нибудь трюк, как в аэропорту.
– Мне это нравится. Теперь я не только солдат, но и каскадер, – усмехнулся Ангус.
Айви закатила глаза, но его комментарий возымел желаемое действие, потому что она не могла скрыть улыбку.
– Полагаю, ты хочешь войти?
– Это как ты хочешь, – сказал он. – Вообще я здесь как курьер.
Ангус протянул небольшой коричневый бумажный пакет.
Теперь он заинтриговал ее.
– Для меня?
Айви взяла пакет, и он видел, как она боролась с врожденной вежливостью.
– Здесь темно, – в конце концов, сказала она. – Входи, я открою его там.
Ангус последовал за ней в дом. Они прошли мимо широкой витой лестницы и попали в гостиную, совмещенную с открытой кухней.
Хотя кухня была современной, дом сохранил свой первозданный вид и отличительные черты: сложная, изысканная лепнина; по периметру стен, высоко под потолком, полки для посуды; на полу широкая паркетная доска из западноавстралийского эвкалипта. Мебель представляла собой смесь из старых и современных предметов и наверняка была подобрана Айви, а не модным дизайнером по интерьеру.
Ангусу понравилась обстановка, и он сказал об этом Айви. Та улыбнулась:
– Спасибо. Я ходила в школу мимо этого дома. Мне всегда хотелось здесь жить, когда я была ребенком. Все эти арки и изгибы и французский балкон казались такими волшебными. Моя мама купила мне его после… – Она замолчала, подойдя к холодильнику. – Хочешь что-нибудь выпить?
– Вот это подарок.
– Ну, – сказала Айви, – это такой жест с маминой стороны.
– По поводу?
Айви открыла дверь холодильника и указала рукой на полки.
– Сок? Вино? Пиво? Вода?
– Пиво, – ответил Ангус. Он не планировал оставаться, но теперь не мог вспомнить почему.
Он наблюдал, как она поставила пиво на барную стойку, а затем искала открывалку для бутылок в ящике со столовыми приборами.
Он сразу же задался вопросом, было ли на ней сегодня такое же нижнее белье, как тогда в Пилбаре: изящное и невероятно, невероятно сексуальное. Или надевала ли она сегодня на работу юбку, как когда они ходили на ланч. Строгую, по фигуре, и опять же невероятно сексуальную.
– Скажем, – продолжила Айви, – что моя мама очень хотела положить конец моей так называемой бунтарской фазе.
Ангусу потребовалось время, чтобы вспомнить, о чем они говорили.
– Ты не собираешься спросить меня, когда это я вообще бунтовала? – предложила Айви.
Он покачал головой:
– Меня это совсем не удивляет.
Айви подвинула открытую бутылку к Ангусу. Опершись бедром на гранитную стойку, она держала в руке стакан сока.
– В самом деле? – Она казалась польщенной. – Не думаю, что кто-либо считал меня способной на это.
– Но ты только что сказала обратное.
Ее взгляд метнулся вниз, и она принялась рассматривать сок, как будто ничего более интересного никогда не видела.
– Ну, не то чтобы…