Только когда привезли аппарат УЗИ, и Шанал обнажила живот, отчетливо поняла, что не сможет пройти через это. Хотя сейчас ее дитя было всего лишь скоплением клеток размером с ягоду ежевики, но это ее дитя, и она все яснее понимала, что хочет его всем сердцем.
– Нет! – воскликнула она, отталкивая руку специалиста. – Я не сделаю этого. Я сохраню ребенка!
– Уверены, мисс Пит? Очень многие пациентки колеблются в таких случаях, – сочувственно заметила сестра.
– Я никогда не была уверена сильнее! – ответила она и, сев, стерла с живота гель больничной сорочкой. – Я возвращаюсь домой и сохраню ребенка!
Когда такси остановилось на подъездной дорожке, Шанал чувствовала только облегчение. Она объяснится с Бертоном позже. Прежде всего нужно сказать маме с папой о ребенке.
Когда она вошла, родители сидели за кухонным столом.
– Ты рано вернулась с работы, pyaari beti. [1] У тебя все в порядке.
Шанал улыбнулась нежным словам матери. Хотя та приехала в Австралию тридцать лет назад и успела привыкнуть и приспособиться к здешней жизни, все же в душе оставалась индианкой и часто вставляла в разговор странную смесь хинди и английского, так что люди озадаченно на нее смотрели.
– Мне нужно поговорить с вами обоими. У вас есть время?
Она села за стол и взяла чашку с чаем, который автоматически налила мать.
– Что… нам… еще… делать? – спросил отец, запинаясь. – Мы… всегда… здесь… для… тебя. Что… случилось?
Казалось, ему труднее обычного выговаривать слова, и Шанал переглянулась с матерью. Еще одно свидетельство того, что болезнь прогрессирует, дюйм за дюймом завладевая отцом. Но на ясность разума она не повлияла, а Шанал нужно поговорить с обоими родителями. Сначала она не знала, с чего начать. Наконец глубоко вздохнула и начала с того дня, когда сбежала от алтаря. Родители, нужно отдать им должное, почти ни слова не сказали во время ее рассказа. Но она едва расслышала материнский крик ужаса, когда упомянула о требовании Бертона избавиться от ребенка.
– Так что, как видите, я не смогла через это пройти. Что оставляет меня в крайне сложном положении.
– Ты любишь Рейфа? – спросила мать.
У Шанал перехватило дыхание. Она впервые позволила себе думать об этом. Любит ли она его? Она знала, что ее влечет к нему. Очень. И боролась с этим влечением столько лет, что это стало ее второй натурой. До той минуты, когда он стал ее рыцарем в сверкающих доспехах и увез со свадьбы, которой она не хотела, в убежище, где могла спрятаться от своих проблем. Потребность поцеловать его зародилась где-то глубоко в душе. А занятия любовью принесли то удовлетворение, которого она искала всю жизнь и не находила в своих немногих отношениях с мужчинами. Так любила ли она Рейфа?
Железный обруч на груди ослаб, а его место заняло тепло.
– Не знаю, – сказала она. Если признаться в своих чувствах к нему, это лишь осложнит возможность брака с Бертоном. И тогда она совсем потеряет надежду. К тому же будет жестоко ранена, если окажется, что он не отвечает на ее любовь. – Наверное, смогла бы полюбить.
– В таком случае выходи за него, – без обиняков сказала мать. – Он ведь не знает о ребенке, верно?
– Все не так просто, – тихо вздохнула Шанал, не сводя глаз с отца. – Я не могу на него положиться, ма. Он использовал меня, чтобы отомстить Бертону.
– Это действительно так? – уточнила мать, вставая, чтобы снова заварить чай. – Судя по тому, что ты сказала, мне кажется, вначале он мог думать об этом, но не слишком долго.
– Именно так он и сказал, – признала Шанал.
– В таком случае не вижу причин ему не верить. Разве он солгал тебе? Скрыл правду, когда ты его спросила?
– Нет, не скрыл, но нужно учесть и другие вещи. Если я не выйду за Бертона, потеряю работу. А в моем контракте есть ограничительные условия. Если я уйду из «Бертон интернешнл», не смогу легально работать в этой области по крайней мере два года. Ни в одной австралийской компании. С моей стороны было глупо не понять этого сразу.
Понимание блеснуло в глазах отца, когда он обдумывал истинное значение ее слов. Понимание, которое быстро сменилось раскаянием. Она не хотела объяснять все подробно, но все трое знали, что не проживут без ее жалованья.
– Я просто не знаю, что делать дальше.
Шанал встала и унесла чашку в спальню. Там, в окружении стольких напоминаний о прошлом, она попыталась разобраться в своих чувствах к Рейфу. Теоретически все должно быть так просто. Она могла сказать Бертону правду о том, что не собирается делать аборт и не выйдет за него замуж. Насколько это будет трудно?
Но тут она вспомнила выражение отцовского лица. Он прошел сквозь ад после той истории с профессиональной халатностью. И даже не попытался оправдаться. Взял на себя всю ответственность за все, что совершил, за смерть, причиной которой стал, не признавшись в своей болезни. Скорбь и позор были тяжелым бременем для них обоих. Он привык к тому, что пользуется огромным авторитетом в мире медицины, к тому, что содержит семью. Физическое и моральное напряжение, последовавшее за катастрофой, было огромным и ускорило развитие болезни.
Она подняла глаза, услышав шорох колес инвалидного кресла в коридоре.
– Ты… будешь… в порядке? – спросил он, тщательно выговаривая слова.
Шанал взглянула на отца, глаза которого по-прежнему сверкали умом и любовью к ней.
– Да, отец. Сама не знаю как, но буду…
– Мы все будем в порядке, обещаю.
Отец рассмеялся: сухой, потрескивающий звук, в котором так мало тепла.
– Твоя мама… считает… что ей необходимо… найти работу.
– Но она не может! – покачала головой Шанал. – Ты в ней нуждаешься здесь, дома.
Как только Шанал больше узнала о болезни отца, она поняла, что настанет момент, когда ему понадобится постоянный уход. Мать решительно настаивала на том, что если кто и должен заботиться о муже, так это она. Пока хватит сил. Шанал употребила часть своих сбережений на то, чтобы произвести в доме необходимые изменения, и отцу было легко передвигаться в инвалидном кресле.
В дверях появилась мать Шанал. Положила руки на плечи мужа и слегка сжала. Ее лицо напоминало напряженную маску, а подбородок был решительно вскинут.
– Так или иначе, pyaari beti, ты не можешь в одиночку нести бремя ответственности за нас, особенно теперь, когда нужно думать о ребенке. Мы не хотим, чтобы ты из-за нас попала в беду.
– Мы… любим тебя, – добавил отец. – Ты… должна делать… то, что правильно… для тебя.
Шанал смотрела вслед уходившим родителям, восхищаясь тем, что их любовь остается прекрасной и неизменной даже после стольких лет. Она хотела этого же для себя. Больше, чем всегда. Такую любовь, которая выдержит плохие и хорошие времена, сохранится в здравии и болезни. С Бертоном у нее этого не будет. Она точно знала. Но может ли она позволить себе жить без любви?