Виктор Суворов: исповедь перебежчика | Страница: 15

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Далеко в телефонных глубинах какое-то шептание.

— Это очень странное послание. Тут какой-то ресторан.

— Да не это. Посмотрите на обороте.

— Но и тут странное послание. Тут только какие-то буквы.

— Вот их и передайте.

— Вы с ума сошли. Послание из трех букв не может быть важным.

— Это будет решать правительство Ее Величества: важное послание или нет.

Трубка молчит. Какое-то то ли потрескивание, то ли шипение. Потом она оживает:

Я нашел компромисс. Я не буду посылать радиосообщение, я перешлю ваше сообщение дипломатической почтой! — В его голосе радость школьника, который решил трудную задачу.

— Черт побери вас с вашими британскими компромиссами! Сообщение может быть важное или нет, не мне решать, но оно срочное. Через час, а может, и раньше будет уже слишком поздно, но знайте, что я настойчивый и, если начал дело, его не брошу. Я буду звонить вам еще. Через пятнадцать минут. Пожалуйста, покажите послу мое послание.

— Посла сегодня нет.

— Тогда покажите кому угодно. Своей секретарше, к примеру. Может, она газеты читает. Может, она подскажет вам решение.

Я бросаю трубку.

Я меняю место. Я обхожу деревню. Я обхожу людей. Во мне звучит жутким ритмом страшная песня “Охота на волков”. Совсем недавно я чувствовал себя затравленным зверем, но силы вернулись ко мне. Мертвой хваткой я вцепился в рулевое колесо, как летчик-смертник в штурвал своего самолета. Живым они меня не возьмут. Ах, расшибу любого, кто поперек пути встанет! А на крайний случай у меня отвертка огромная в запасе. Эх, кому-то яее в горло всажу по самую рукоятку. Жизнь продаю! Подходи, налетай! Но дорого уступлю!

Звоню в британское посольство. Попытка вторая и последняя. Я редко кого дважды просил, а трижды никогда. И никогда впредь. Впрочем, немного мне осталось.

Я обещал позвонить через пятнадцать минут, но вышло только через сорок три: у намеченного мной телефона было людно.

— Британское посольство?

— Да

Но изменилось решительно все. Короткий ответ звучит резко и четко, как военная команда. Все тот же мужской голос:

— У вас все хорошо? Мы волновались. Вы так долго не звонили.

— Мое послание.

— Мы передали ваше послание в Лондон. Это очень важное сообщение. Мы уже получили ответ. Вас ждут. Вы готовы?

— Да

— Адрес на карточке — это место, где вас надо встретить?

— Да

— На карточке не указано время. Это означает, что вас надо встретить как можно быстрее?

— Да

— Мы так и думали. Наши официальные представители уже там.

— Спасибо.

Это слово я почему-то произнес по-русски. Не знаю, понял ли он меня».

«“Жопа” просит кирпича!»

Я прочитал, конечно, «Аквариум» (и не раз), но все же спрошу: когда ты только начинал в ГРУ работать, как вас пугали, какие за возможную измену Родине кары сулили? Говорили, что, предположим, убьют, четвертуют, колесуют?

— Мне очень часто приходится слышать: «“Аквариум” начинается с того, что человека сжигают, — это правда или ты все придумал?». Этот вопрос задают железно, всегда, но давай подойдем по-другому. Вот представь: ты восседаешь в шестом подъезде Центрального Комитета Коммунистической партии СССР на Старой площади (там был отдел административных органов, который контролировал КГБ, ГРУ, тюрьмы, суды, прокуратуру). Ты большущий начальник, под пиджаком у тебя три звезды, на брюках лампасы, еще где-то знаки отличия спрятаны — ну, такой весь цивильный, и последняя вдобавок инстанция — всех из КГБ и из ГРУ за рубеж выпускаешь. Иногда эти ребята носят там по долгу службы «кирпич».

…а то и два

— Бывает. «“Жопа” просит кирпича»! (Смеется.) И вот ты значительный весь такой, преисполненный важности: этот пускай едет, а тот пока нет, но как только кто-нибудь погорит, тебе где-то палочку сразу рисуют и, когда их наберется достаточно, могут выгнать, потому что врагов у тебя немерено. Там же вокруг кобры — иной раз и кусались.

Все же на это место хотели попасть

— Вот, а тебе нужно как-то держать все в руках. Вызываешь, к примеру, меня и спрашиваешь: «Владимир Богданович, а вы в коммунизм верите?». Я киваю: «Ага!» (Смеется. ), ведь ты понимаешь, что если верю, то я идиот и меня выпускать нельзя. Ну, не может человек в коммунизм верить, когда, как нам обещают, каждый будет работать по способностям, а получать по потребностям. Ребята, вы знаете, сколько Танюшке моей бриллиантов по потребностям надо? А туфель?

Никаких способностей не хватит!

— Ну то есть чепуха какая-то получается, и когда мне обещают, что скоро придет коммунизм и что каждому — по потребностям, в голове моей мысль проносится: «Господи, люди, которые это говорят, или идиоты.»

…или циники…

— «или урки», — поэтому любой коммунистический лидер под одну из этих статей попадает: он или идиот, или урка.

Класс!

— Правда, да? Держись, я тебе не то еще расскажу. Есть промежуточные подвиды: идиотский урка или уркаганистый идиот, и любого бери — он с примесями или в ту, или в иную сторону. Не только наши родные.

…но наши родные все, получается, урки?

— Ну, товарищ Хрущев более уркаганистского был типа, рядом с пристукнутыми такими — крепкий мужик. Ему бы председателем колхоза на место Загубыгорилки — тянул бы за всех воз, перевыполнял планы, давал бы.

…стране зерна…

— Это действительно уголовники были, но как же можно свою страну так терзать? Взять уже упоминавшийся колхоз имени Шевченко Солонянского района Днепропетровской области… Если бы рубль был не деревянный, если бы платили этим колгоспникам золотом, они все планы бы обеспечили, но золото гнали американскому фермеру, а нашим трудодни да копейки с барского плеча бросали. Почему? Только лишь, чтобы спокойно сидеть там, наверху.

Ну, хорошо: вот яв шестом подъезде на Старой площади, под пиджаком три звезды…

— и штаны полосатые. Тебе все нравится, но ты ж не один такой — значит нужно как-то мужиков этих (то есть нас) стимулировать. Понятно, никто в коммунизм не верит.

…но в этом не признается…

— Естественно, я тебе отвечаю: «Ага!» — и глаза такие честные-честные. Ты же и сам не веришь, но привык к даче, детей куда-то в МГИМО нужно пристроить. Кстати, МГИМО (Московский государственный институт международных отношений. — Д. Г.) мы расшифровывали так: много гонора и мало образования. Сначала он, если помнишь, МИМО назывался — МИМО, МИМО! (С ударением на первом слоге.). Ребята там учились номенклатурные — вот и тебе туда детей своих протолкнуть хочется. Ну, не уверен ты, что когда-то дадут тебе по потребности, а нас нужно как-то держать — как на цепи, на поводке каком-то.