– Нет, – просто ответила я. – Я не хочу верить, будто моя мама или твоя заболели по чьей-то воле. У меня такое в голове не укладывается. Лучше думать, что это случайность, ужасное стечение обстоятельств.
– Да, – кивнул Зак, – мы с отцом тоже так думали, когда мамы не стало. Оказалось, что на ней держалась вся наша семья. Мы были злы на целый мир. На какое-то время я и отца потерял. Наши пути разошлись на четыре года, мы лишь изредка слышали друг о друге: я – о том, что его однажды вышвырнули из бара, где работала мама, и забрали на ночь в участок; он – о том, что я кочую по ночлежкам и нигде не нахожу покоя.
– А потом ты обрел Иисуса? – спросила я из вредности.
– А потом мы с отцом дали друг другу еще один шанс – вовремя поняли, что маму бы наше поведение расстроило. Не сделай мы этого, все ее старания были бы напрасны. Так что мы с папой снова стали друзьями. Потребовалось много сил и времени, но мы были нужны друг другу. Теперь у нас нет проблем. Он – моя семья, и я его люблю.
– И поэтому считаешь, что я должна дать последний шанс Полу?
– Ну да. По-моему, пока есть надежда, близкими пренебрегать нельзя.
– У меня уже есть семья – завтра утром будет здесь почти в полном составе. И я не хочу силой врываться в чужую жизнь. Даже если речь о моем биологическом отце.
Зак посмотрел мне в глаза этим своим взглядом поп-звезды и тихо сказал:
– Силой и не придется. Любой, у кого есть хоть капля мозгов, увидит, какая ты… чудесная.
Малознакомые люди так себя не ведут. Я решила отшутиться.
– Значит, я встречала кучу людей, у которых мозгов ни капли.
– Вполне вероятно, – сказал Зак, скрестив руки и откинувшись на спинку кровати.
Чуть позже, когда я уже задремала, меня разбудил его голос.
– Как ты назовешь своего ребенка?
Прежде Зак не касался этой темы ни разу.
– Понятия не имею, – ответила я. – Если мальчик, то Луноход или Ранец. Если девочка, то Яблочко.
– А его отец что думает? – вкрадчиво спросил он. Я вдруг поняла, что об этом мы тоже не говорили. У Зака вполне могло сложиться впечатление, будто отец ребенка дожидается меня дома.
– Он со мной порвал и думает, что я сделала аборт. Нет, я, конечно, расскажу ему. Придется, потому что… ну, взгляни на меня – ходячий пример того, как история повторяется. Я не хочу, чтобы ребенок через двадцать лет оказался на моем месте.
– Правильно, – кивнул Зак. – Надо все рассказать.
Не знаю, когда мы уснули и кто уснул первый – скорее всего, я. Помню только, что минуту назад мы обсуждали истинный смысл фильма «Сияние», и вдруг наступило утро. И хотя мы всю ночь проспали спиной к спине, мне почему-то было уютно, как в самых крепких объятьях.
Жаль, что я заснула в одежде – но, наверное, лучше так, чем совсем без нее.
Хорошо бы принять душ, однако делать это при Заке как-то неправильно, поэтому я просто чищу зубы, смываю макияж и, наклонившись над ванной, подставляю волосы под струю теплой мыльной воды, которая наперекор гравитации ползет вверх по моим локтям и мочит футболку. Я обматываю голову полотенцем и тут же снимаю его, увидев себя в зеркале. Пусть так сохнут. Зак в комнате все еще спит. Он такой… смехотворно красивый, что я напоминаю себе: красивые мальчики с кучей друзей не влюбляются в беременных девушек с дурацкими волосами и неизлечимо больными матерями. Хотя почему бы не помечтать…
Я сажусь на краю постели и касаюсь его руки. Да, здорово он устал вчера… Я легонько трясу его за плечо. Зак открывает глаза, и на его лице появляется такая сладкая, счастливая и сонная улыбка, что хочется его поцеловать. Однако я держу себя в руках.
– Уже утро. Девятый час.
– Так я здесь всю ночь проспал?! – Зак сладко потягивается. – Ладно, пойду домой. Мне сегодня еще на работу, надо переодеться. Не забудь попрощаться перед тем, как уехать из Манчестера, – добавляет он, глядя мне в глаза.
– Хорошо, – обещаю я.
Зак собирает вещи и кое-как приглаживает всклокоченные волосы. Я провожаю его до двери.
– Сейчас я тебя обниму, – предупреждает Зак. Кивнув, я обвиваю руками его шею, а он очень нежно прижимает меня к себе.
– Вы двое – берегите себя, – говорит он напоследок и уходит.
А я понимаю, что он первый после мамы напрямую обратился к моему ребенку. И это такое счастье!
* * *
– Рози! – Мама бежит мне навстречу, расставив руки. – Рози Макмози! Ну, теперь-то повеселимся!
Она целует меня и чуть не душит в объятьях.
– Отвяжемся от взрослых – и в город, идет? Знаешь приличные бары?
– М-м-м…
Эстер трет кулачками заспанные глаза и, завидев меня, соскакивает с бабушкиных рук.
– Кэйтлин! – выкрикивает она мое имя с таким же восторгом, с каким мама только что назвала меня Рози. – Ура!
Я подхватываю ее и целую.
– Моя сестренка, – представляет ее мама. – Она ничего такая, не надоедливая.
– Мама притворяется, – поясняет Эстер.
– Привет, дорогая. – Бабушка целует меня в щеку, а мама картинно закатывает глаза, будто хочет сказать – ох уж эти предки… Я прыскаю со смеху, бабушка хмурится. – Клэр, мы в Манчестере, приехали помочь твоей дочери и поговорить с Полом Самнером.
– А, с этим… – Мама подмигивает и улыбается, как… наверное, как я этим утром. – По-моему, он в меня втюрился. Значит, он здесь? А мне и надеть нечего…
– Клэр! – Бабушка берет маму за руку и глядит ей в глаза. – Это Кэйтлин, твоя дочь. Ей двадцать лет, помнишь? И у нее будет ребенок, совсем как у тебя в ее возрасте.
– Я не собираюсь так рано рожать, – испуганно говорит мама. – Какой дурой надо быть, чтобы залететь в двадцать лет?
– Такой, как ты. А Кэйтлин скоро сделает тебя бабушкой.
Мама смотрит на меня.
– А, так ты не Рози?
– Нет, мама, – говорю я, протягивая руки.
– Привет, милая. – Она снова обнимает меня – в этот раз скромнее, как полагается матери. – Я так скучала! Что ж, давай подумаем, как нам образумить твоего отца.
Дорогой Пол!
Прости, что я так внезапно уехала, не сказав, куда и почему. Наверное, со стороны это выглядит так, будто у меня есть какой-то большой секрет. Но ты здесь совсем ни при чем.
Полагаю, ты уже догадался, что я вернулась к маме. Ты звонишь каждый вечер, а она говорит, что меня здесь нет, потому что я ее так попросила. Хотя мама считает, что я неправа. Убеждает меня поговорить с тобой. А по-моему, ты скоро перестанешь звонить. Тебя ведь больше беспокоит не то, что я уехала, а то, что не сказала почему. Ответь себе честно, зачем ты меня ищешь?