Алекс обхватил руками голову:
– Я был так уверен, что ты назвала «Отель де Шат».
– Там было шумно, Алекс. Это была новогодняя ночь. Тебе только что сообщили о болезни твоего отца. – Она сделала глубокий вдох. – Ошибки случаются, Алекс.
– Ненавижу ошибки, – прошептал он, проведя пальцем по ее щеке.
– Я тоже.
С полминуты они просидели молча. Каждый из них думал о том, как могла бы сложиться жизнь их обоих, если бы не эта нелепая ошибка. Но кто мог это знать? В любом случае прошлого не изменишь.
Руби первая нарушила молчание, задав Алексу вопрос, который не давал ей покоя все эти годы:
– О чем говорилось в твоем сообщении?
Алекс встретился с ней взглядом:
– Оно было простым. Мы с тобой только что познакомились и не имели возможности друг друга узнать. В нем говорилось, что мне было жаль, что я не мог с тобой встретиться. Что я очень хотел увидеть тебя снова, но был вынужден срочно вернуться домой по семейным обстоятельствам. Я оставил свой номер и попросил тебя позвонить по нему сразу, как только ты получишь мою записку.
– Понятно, – мягко улыбнулась Руби.
Они снова замолчали на несколько секунд.
– Давай есть, пока суп не остыл, – сказал Алекс.
Кивнув, она взяла ложку:
– Я сейчас чувствую себя ученицей одной из школ-интернатов из книг Энид Блайтон. Там дети устраивали пиры среди ночи.
Алекс поднял бровь:
– Это детская писательница, не так ли? К сожалению, я незнаком с ее творчеством. – Он подмигнул Руби. – Интернат – это не так уж плохо.
– Ты учился в интернате? – удивилась она.
– С двенадцати лет. До этого я посещал школу здесь, в Эвронии. Кстати, в нее я планирую отдать и Аннабель.
Ее рука с булочкой замерла в воздухе.
– Ты планируешь отправить ее в интернат, когда она станет старше?
При одной лишь мысли об этом Руби бросило в дрожь.
– Не знаю. Нужно будет посмотреть, как Аннабель будет учиться и взаимодействовать с окружающими. Поживем – увидим.
Руби почувствовала некоторое облегчение, но этого ей оказалось недостаточно. Она не имела права вмешиваться в дела этой семьи, но промолчать не могла.
– Не думаю, что тебе следует отправлять ее в интернат.
– Почему? – удивился он.
– Я просто сомневаюсь, что обстановка интерната подойдет для нее. – Подавшись вперед, она коснулась его руки. – Я должна кое о чем тебе рассказать.
– О чем?
Она улыбнулась:
– Сегодня я наблюдала за Аннабель в детском саду и почти уверена, что она разговаривала с другим ребенком.
– Что?
Она кивнула:
– Это был маленький мальчик. Они вместе играли. Я находилась в другом конце комнаты, но увидела, как она подняла глаза на своего друга, и ее губы зашевелились. Мальчик поднял голову и молча посмотрел на нее. Это означает, что она что-то ему сказала, и он ее услышал. Но после этого она продолжила общаться с другими детьми с помощью знаков. Наверное, реакция ее друга напомнила ей о том, что она не говорит.
Алекс смотрел на нее так, словно с трудом ей верил. Его лицо одновременно выражало удивление и облегчение.
– Но ты не слышала ее? – спросил он.
– Нет. Я сидела слишком далеко от нее. К тому же в комнате для игр было шумно.
– Это хорошо, не так ли?
– Надеюсь, что так. Суть явления избирательной немоты состоит в том, что в одних ситуациях ребенок разговаривает, а в других нет.
– Каковы твои прогнозы?
– Я вижу происходящие с ней изменения, Алекс. Они незначительны, но постоянны. Аннабель – маленький цветочек, который только сейчас начинает распускаться. Мы должны лелеять ее, позволять ей развиваться в том темпе, который ей подходит.
Алекс кивнул:
– Я тоже так считаю. Я не хотел об этом говорить, но, когда мы с ней на днях смотрели фотографии, мне показалось, что она тихо произнесла звук «м».
– Ты подумал, что она хочет сказать «мама»?
Он грустно улыбнулся и переплел свои пальцы с ее:
– По-твоему, я принимаю желаемое за действительное?
Руби покачала головой:
– Я думаю, что ты ведешь себя как любой нормальный родитель, Алекс. На первое место ты ставишь благополучие своего ребенка.
– И ты тоже.
Он произнес эти слова так тихо, что ей показалось, что они ей послышались. Но его голубые глаза смотрели на нее так пристально, что все ее сомнения сразу улетучились. Намек ей был понятен. Алекс признал то, в чем она сама еще себе не призналась.
Ее рука с булочкой, застывшая над супом, дрожала, и она уронила хлеб в чашку и отодвинула ее в сторону.
Его свободная рука скользнула по ее плечу и легла ей сзади на шею. Ее кожу тут же начало покалывать. Затем он заключил ее в объятия и накрыл ее губы своими. Ее руки сами обвили его шею, губы приоткрылись. В последний раз он целовал ее на яхте. Тогда атмосфера была напряженной. Сейчас все было по-другому.
Происходящее казалось ей естественным. Каждое прикосновение Алекса вызывало у нее приятную дрожь, заставляло желать большего.
Ее сейчас целовал не принц-регент Эвронии, а Алекс, которого она встретила в Париже десять лет назад.
Она была свидетелем того, как этот мужчина изменился за несколько месяцев. Он следовал ее советам, уважал ее мнение.
Она больше не чувствовала себя наемной работницей. Она стала для него близким человеком. Ей казалось, что ее место здесь, рядом с ним. Ей было наплевать, что на ней невзрачная одежда и что ее волосы растрепаны. Главным для нее было то, что она находится в объятиях мужчины, которого любит.
Оторвавшись от ее губ, Алекс посмотрел на нее. Он улыбался, его глаза блестели.
– Руби Уизерспун?
– Да?
– Ты пойдешь со мной на ежегодный благотворительный бал?
Во рту у нее пересохло. Ей захотелось облизать губы, но Алекс снова ее поцеловал. Он словно знал, что ею овладеют сомнения, и решил таким образом ее от них избавить.
Они проводили много времени вместе, но сегодня он впервые пригласил ее на официальное мероприятие. Очевидно, он решил, что миру пора наконец узнать об их отношениях.
Им обоим было нужно время, и это время уже закончилось. Они оба обрели уверенность в себе и друг в друге и были готовы сделать вместе шаг в будущее.
Поэтому она дала ему единственно возможный ответ:
– Да, Алекс. С удовольствием.
Платье из красного атласа с корсажем, украшенным рюшем и расшитым серебристыми кристаллами, было восхитительным. Оно висело на двери гардероба. Рядом с ним стояли серебристые босоножки.