От амебы до питекантропа, от питекантропа до изобретения колеса, от колеса до приручения лошади… Водяные мельницы… Ветряные… Каравеллы Колумба… Паровая машина Уайта…
Дойдя примерно до середины башни, барельеф с пугающей многозначительностью обрывался. Привезти и установить керамические сегменты с уже готовой верхней частью не успели – началась война.
Не было локомотивов и аэропланов, компьютеров и Гагарина, «Аполлонов» и «Вояджера», не было великих символов термоядерного синтеза и преобразования Аль-Фараби, формул единой теории поля и универсального фага.
Вот такая это была башня. История науки и технологии заканчивалась на ней где-то между 1800-м и 1900 годами.
А духовная история и не начиналась. Будто и не было ее.
На вершине башни, накрытой многослойным стеклянным куполом, находилась обзорная площадка, снабженная различным «наблюдательным», а на самом деле шпионским оборудованием.
Мы до рези в глазах всматривались в даль. Там, над горизонтом, пылала Комета. Хотя на меридиане посольства стояла глухая ночь, было светло, как в Ширазе зимним утром. Край кометного хвоста уже вошел в верхние слои атмосферы Эрруака, и через все небо тянулись белесые нити – следы крохотных ледяных метеоритов.
Я подошел к электронному всережимному телескопу и навел его на Комету. Настроил фильтры, отсекающие атмосферное рассеяние. Разделил картинку на оптическую, инфракрасную, рентгеновскую.
Во всем спектре ядро небесного тела выглядело целым и невредимым.
– Ну что же, господа. «Аль-Тарик» приказ Ставки выполнить не смог. За что ему спасибо.
– А самого «Аль-Тарика» случайно не видно? – полюбопытствовал Дурново.
– Смеешься? От него скорее всего и облачка не осталось. Даже если бы я знал, какие у него были координаты…
– Прошу прощения. С нами, кажется, хотят поговорить, – перебил меня Галеацци.
Посольство наше стояло на отшибе, в нескольких километрах от столицы, опоясанное двумя полосами отчуждения. Снаружи находилась тойлангская охрана, контрольно-пропускной пункт и стоянка для экипажей, на которых только и разрешалось перемещаться землянам по территории Эрруака. Экипажи были запрограммированы так, что сами привозили послов в Управление Пространств Удаленных, а потом увозили обратно в посольство. Фактически это были передвижные тюремные камеры, пусть и достаточно комфортабельные.
Вторая полоса отчуждения находилась внутри первой и являлась уже нашей, земной линией обороны. Когда-то там, обмениваясь с минами и ловушками кодированными сигналами опознавания, блуждали вооруженные до зубов кибермехи. Но частные дружины, игнорирующие распоряжения центральной власти, дважды брали посольство штурмом – из спортивного интереса. В итоге от наших охранных систем мало что осталось.
Пока мы с Дурново рассматривали Комету, берсальер спустился с небес на землю и обратил внимание на то, что возле тойлангского КПП садится разномастная стая левитирующих аппаратов. Среди них были четыре пассажирских экипажа разных моделей и танк-истребитель. К этому следует прибавить несколько диковинных самоходных орудий, каких в колониях нам встречать не приходилось, и десяток одноместных «мотоциклов».
Над танком-истребителем развевался огромный штандарт. Его символика была видна даже невооруженным глазом: боевой топор и четыре белых лотоса в зеленом поле.
– Войска не правительственные! – изумился Дурново.
– Это как посмотреть. – Я покачал головой. – Знамя принадлежит роду финь-Рэхан финь-Цвэр. Что приблизительно и значит «Топоры и Лотосы» На борту «Кавура», пока ты нашими досье шуршал, я читал свежие разведотчеты. «Топоры и Лотосы» за последние полгода резко усилили свои позиции в структурах центральной власти. Сейчас правительство тойлангов и финь-Рэхан финь-Цвэр – почти одно и то же.
– Военный переворот?
– Наши теряются в догадках. Вроде бы все произошло совершенно мирно. Просто вдруг выяснилось, что все ключевые Управления возглавляются выходцами из этого рода.
– Мне, наверное, надо переодеться? – предположил Галеацци. – Или мы не намерены впускать их в посольство?
– Если мы их не впустим, они въедут к нам в холл на танке. Быстро вниз. Надеюсь, к нам пожаловала не расстрельная команда.
«Топоры и Лотосы» были облачены в парадную боевую форму, а потому и впрямь походили на офицеров SS старогерманского Третьего Рейха в масках крокодилов. Оно и понятно: атмосфера внутри нашего посольства была земная, и они предусмотрительно облачились в аналоги наших легких скафандров.
В качестве такого аналога тойланги часто используют «вторую кожу» – квазиживое образование, которое плотно обволакивает их тело, гарантируя от контактов с враждебной средой. Уже поверх «второй кожи» тойланги надевают одежду, а голову защищают устрашающей зубастой биомаской, в которую встроен дыхательный аппарат.
Через входной шлюз соизволили войти четырнадцать персон. Прочие, численностью до полуроты, остались снаружи, направив на стены посольства разнообразные орудия убийства и разрушения.
Первыми вошли два знаменосца, которые сразу же окаменели по сторонам от входа. Одиннадцать стрелков с оружием на изготовку рассыпались по стенам. Четырнадцатый тойланг, вооруженный только топором в заспинном чехле, был, надо полагать, переговорщиком.
Поверх его шикарных одежд на черной цепи из квадратных звеньев висел высший тойлангский орден «Совершенное Управление» – фантасмагорическая плеяда драгоценных каменьев, залитых эрруакским хрусталем-невидимкой.
– Искандер, здравствуй, – сказал он.
Речевой эмулятор его биомаски издавал леденящие кровь звуки, за которыми интонации живой речи полностью терялись. Несмотря на то что приветствие было вполне мирным и даже неформальным, мне показалось, что меня намерены съесть на месте.
– Народ Земли в нашем лице доводит до сведения владетелей пространства, что пришел с миром, – сказал я скучным голосом.
У меня работа теперь такая: скучная, посольская. Они мне «ты», а я им – официальную формулу! Чтобы придраться было не к чему.
– Искандер, не до церемоний. Атака вашего крейсера против Кометы вывела моих родственников из себя. Особенно неистовствует мой двоюродный брат, который теперь является моим брачным контактером.
«Брачный контактер» – это муж по-нашему.
– Ресту-Влайя?.. – Мои брови взмыли на лоб.
– Да. Нам надо поговорить наедине.
– Что ж, идем… Господа, вы, пожалуйста, останьтесь здесь, – обратился я к Галеацци и Петру-Василию. – Пока что все нормально.
– Я же по-тойлангски понимаю. Если только не стихоречь, – мрачно сказал Дурново. – Вижу я, как все нормально. Вот она какая, твоя амазонка. «Совершенное Управление» носит… А в досье написано, что она добивалась на Утесе скромного офицерского патента.
– Я удивлен не меньше твоего, – прошипел я и повел Ресту-Влайю в приемный кабинет посла.