Сесил, Майлдмей, Росс и Шрусбери встанут и поклонятся, когда я войду. Я первым поприветствую Шрусбери как моего хозяина – мне придает такой уверенности то, как дрожит его рука при моем прикосновении, – а потом повернусь к Сесилу.
Он выглядит очень устало – это первое, что меня в нем поражает, усталость и ум. Его темные глаза глубоко посажены, лицо морщинисто, он кажется человеком, который всегда настороже. И, похоже, его не впечатляют ни рубиновый крест, ни хорошенькие туфельки. Я улыбаюсь ему, но он не отвечает. Я вижу, как он меня рассматривает, изучает, как тайное послание, и вижу, как в его желтоватом лице появляется подобие цвета.
– Я так рада наконец-то с вами встретиться, – говорю я по-французски. – Я так много слышала о добрых советах, которые вы даете моей кузине, и так долго мечтала, чтобы у меня самой был мудрый советник.
– Я исполняю свой долг, – вот и все, что он говорит в ответ, холодно.
Я перехожу к сэру Уолтеру Майлдмею, потом тепло приветствую своего епископа. Когда-нибудь во время этого посещения мы улучим мгновение наедине, чтобы он рассказал мне, как движется заговор Ридольфи, «Великое английское начинание», и новости о моем нареченном и моих сторонниках. Но пока мне нужно притворяться, что он мне ничего не пишет, что мы ничего не затеваем, что великие дела не мерцают между нами, как волнующие призраки. Я приветствую его, как королева, которая рада видеть своего посла после долгого молчания.
У них с собой бумаги, которые мне нужно подписать и скрепить печатью, и Шрусбери предлагает, чтобы мы перешли в семейную комнату поменьше, чтобы нам не мешали.
Я беру Сесила под руку и позволяю ему вести меня в личную комнату. Я улыбаюсь ему и смеюсь над его замечаниями по поводу путешествия. Рассказываю о своей поездке в Уингфилд и обратно, о том, как люблю выезжать. Рассказываю, как мои панталоны для верховой езды вызвали оторопь у Бесс и как она позволила мне их носить после того, как я сказала, что такие носит сама моя свекровь, Катерина Медичи. Это заставляет его рассмеяться – неохотно, как человека, который редко смеется. Я тщательно его расспрашиваю о здоровье королевы и делаю удивленное и заинтересованное лицо, когда он рассказывает мне о предложении Анжуйца.
Он спрашивает меня, что я думаю о женихе, и я, лукаво на него взглянув, чтобы он понял, что меня смешит сама мысль об этом, совершенно серьезно отвечаю, что я ничего не знаю о молодом Генрихе. Его, правда, как-то предлагали мне, но я сочла возможным отвергнуть эту честь. Он улыбается мне, я знаю, что я его повеселила. Я проталкиваю руку чуть глубже под его локоть. Он склоняет голову, чтобы что-то тихо мне сказать, и я поднимаю на него взгляд из-под ресниц, и знаю, что этого человека нужно завоевать, что я могу его завоевать.
Все это время я думаю о том, что под его дублетом лежит документ, который меня освободит. Думаю, что этот человек убил мою мать. Думаю, что нужно сделать так, чтобы я ему понравилась, чтобы он стал мне доверять. Лучше всего, если он безнадежно потеряет из-за меня голову.
– И что вы о ней скажете? – спрашиваю я Сесила, когда они с полдюжины раз встречались, чтобы поговорить, и документы наконец подписаны и скреплены печатью, а лошади уже у дверей и Сесил готов к отъезду.
– Весьма красива, – говорит он. – Весьма очаровательна. Настоящая погибель для сердец. Не могу вас винить за то, что вы хотите от нее избавиться, даже не стой она так невыносимо дорого.
Я киваю.
– Умна, – говорит он. – Не образованна, как наша королева; не ученый, не тактик; но умна и постоянно следит за своими интересами. Хитра, не сомневаюсь; но мудрости в ней нет.
Он умолкает и улыбается мне.
– Изящна, – добавляет он. – И в мыслях, и внешне. Прекрасно держится в седле, волшебна в танце, сладкоголоса, как соловей, когда поет, хороша собою, как картина. Восторг. Истинное воплощение королевы. Как женщина – приятна глазу, образец очарования. Те, кто говорит, что нет в Европе королевы красивее, говорят чистую правду. Более того, думаю, она – самая красивая женщина из тех, кого я встречал. Увлекающая, желанная. Возможно, совершенная. И так молода, и окружена таким сиянием – женщина, способная перевернуть мужчине сердце.
Я моргаю. К своему смущению, я чувствую, как к моим глазам подкатывают горячие слезы, я снова моргаю и стираю их, словно пыль. Я видела, как мой собственный муж влюбился в эту проклятую сирену, но я полагала, что Сесил, с его неизлечимой ненавистью к папистам, к французам, к женскому тщеславию, будет неуязвим. Но, похоже, даже его можно соблазнить улыбкой и взглядом снизу вверх. То, как она поднимает глаза на мужчину, вызывает у любой честной женщины желание дать ей пощечину. Но даже в ревности своей я не могу отрицать ее красоту.
– Да, – признаю я. – Да, она совершенство.
Я осознаю, что стиснула зубы, расслабляю челюсть и улыбаюсь этому новому и совершенно нежданному новобранцу в рядах влюбленных в Марию, королеву Шотландии.
– Должна сказать, не ожидала, что вы тоже будете ею очарованы.
Я пытаюсь говорить жизнерадостно, но чувствую, как тяжело у меня на сердце из-за этого нового поклонника.
– О, она неотразима, – говорит Сесил. – Я чувствую волшебство. Даже я, у которого столько причин ее не любить, чувствую ее особые могучие чары. Она королева превыше всех королев. Но Бесс, не так быстро, спросите меня, что еще я могу про нее сказать?
Он улыбается мне, понимая все.
– Дайте подумать. Что еще я вижу в этой совершенной принцессе? Ей нельзя доверять, она ненадежна как союзник и страшна как враг. Неколебимая папистка и враг всего, что мы сделали и еще надеемся сделать в Англии. Она вернула бы старую церковь и ввергла бы нас в суеверие. У меня нет сомнения, что она жгла бы нас, протестантов, пока все, кто против нее, не стали бы пеплом. Она врет, как торговец, и обманывает, как шлюха. Сидит, как паучиха, в середине паутины заговоров, которая растлевает и опутывает почти каждого в стране. Я назвал бы ее самым опасным врагом мира в содружестве – из тех, с кем нам пока приходилось сталкиваться. Она враг миру в Англии, она враг нашей королеве, она мой враг. Я никогда не забуду об опасности, которую она представляет, и не прощу ей той угрозы, которую она сулит моей королеве и моей стране.
– Так почему не отправить ее поскорее в Шотландию и не избавиться от нее? – спрашиваю я в нетерпении. – Вы сделаете ее королевой и восстановите на престоле?
– Завтра, – мрачно отвечает он. – Нет разницы, здесь она, или в Шотландии. Она и здесь, и там опасна, не сомневаюсь. Где бы она ни была, она всегда будет окружена мужчинами, которые так в нее влюблены, что готовы умереть за нее, она будет центром испанских заговоров и французского предательства. Отправится она в Шотландию или в ад, она должна покинуть мою страну или этот мир, прежде чем заберет жизни новых невинных людей, прежде чем ее заговоры лишат жизни королеву, прежде чем она всех нас уничтожит.