– Поставь чайник, – скомандовала Дианка и расстегнула курточку. – Я быстро протру…
Он послушался. Он устал. Устал спорить, гадать, сопротивляться. Он устал быть один на один со своей бедой. Он никому ничего не рассказывал. Никогда! Мать о чем-то догадалась. И он мог бы сегодня с ней все обсудить. Она была умной. До того, как начала топить себя в алкоголе, была умной и рассудительной. Она бы помогла ему хотя бы советом. Теперь матери нет.
Рома налил чайник доверху, поставил его на газ. Капли с пузатых боков тут же отвратительно зашипели, скатываясь в пламя. Мать всегда вытирала чайник полотенцем, прежде чем поставить кипятить, зачем-то вспомнил он. Матери теперь нет. Наверное, что-то надо делать. Как-то готовиться к похоронам. Обзвонить родственников. Купить какую-то одежду. Господи! Он ничего в этом не понимал! Он никогда никого не хоронил! Даже пропавший отец до последнего времени оставался для него живым.
Рома сел к столу. Уставился на пожелтевший численник. Тринадцатое августа пятилетней давности. Может, стоило тогда снять его со стены? Выбросить? Забыть? Может, не стоило делать так, чтобы это напоминание постоянно мозолило глаза? Почему мать не выбросила? Не решилась? Хотела помнить вечно?
Роман поставил локти на стол, уронил лицо в ладони.
И что теперь, спросил он у себя. Как он дальше станет жить? Жить с пугающей холодной ненавистью к своему покровителю. Жить, не имея возможности любить. Жить, не имея права на будущее. Разве это жизнь?!
В ванной лилась вода. Дианка гремела шваброй в гостиной, в спальне матери, в его комнате, потом в прихожей. Потом перебралась в кухню. Заставила задрать ноги, лавируя шваброй между ножек стола.
– Не надо ничего этого, – произнес он угрюмо, косясь на ее раскрасневшееся лицо.
– Молчи. – Она метнула в него странно взрослый, проницательный взгляд, сдунула с лица прядку волос, выбившуюся из хвостика на макушке. – Чай завари. Мне зеленый.
И ушла с кухни снова в ванную. Вымыла швабру, вымыла руки, выключила воду. В квартире повисла такая гнетущая тишина, что Рома тут же начал греметь чашками, чтобы не задохнуться от тоски, сдавившей ему душу.
– На вот, зеленый. – Он пододвинул ей чашку, когда она уселась за стол напротив него. – Как просила.
– Спасибо.
Диана хлебнула, обожглась, поморщилась. Смешно вывернула нижнюю губу, пытаясь на нее подуть. Она так раньше всегда делала, он помнил. И всегда находил это забавным. Сейчас смотреть на это было больно.
– Ты хотела поговорить, – напомнил он, чтобы не раскиснуть окончательно.
– Да. Хотела.
Девушка положила на стол руки, погладила старый пластик, в точности повторив жест его матери пару дней назад, глянула на него:
– Рома, что происходит?
Он тут же взорвался, закричав:
– Моя мать погибла. Меня задержали по подозрению, но тут же отпустили за недостаточностью улик. Так это у них называется и…
– Рома, что с тобой происходит? – перебила его Диана. И незнакомо, по-взрослому, хмыкнула. – Я не слепая. Я понимаю, что ты куда-то вляпался. И я хочу знать, куда?
– С чего ты решила, что я куда-то вляпался? – Он старательно беспечно подергал плечами, замотал головой. – Полиции свойственно подтасовывать факты. Чем кого-то искать, лучше схватить того, кто под руку подвернулся.
– Рома, у тебя нет алиби, – напомнила она тихо. – И нам с тобой это известно. Я не была с тобой. Ты не был со мной. Ты попросил – я сказала то, что надо.
– Могла бы не говорить! – снова заорал он, вскочил с места и встал, напружинив спину, лицом к окну. – Я ее не трогал!
– Я знаю.
Диана выбралась из-за стола. Подошла к нему вплотную. Прижалась щекой к его спине, обняла, сомкнув пальцы на его плоском животе, проговорила в ощетинившиеся лопатки:
– Тебя не было дома минувшей ночью. Я об этом знаю.
– Чего тогда тебе от меня нужно?! – не понижая голоса, спросил он. Попытался расцепить ее пальцы, потому что от буханья ее сердца ему было совсем плохо, но не вышло. У Дианки были сильные руки. – Чего тебе тогда нужно?!
– Знать, где ты был. И все.
– И все?!
Он отшвырнул ее от себя. Грубо, неосторожно. Не будь таким тренированным ее тело, Диана ударилась бы головой о стену. Но она удержалась. И даже не обиделась. Просто смотрела на него пристально, вопросительно.
– А если я скажу, где я был минувшей ночью, ты отстанешь?
В груди его болело так, будто там образовался огромный нарыв. И ему хотелось, очень хотелось сейчас прижать ее к себе. Зарыться лицом в ее волосы и рассказать все-все-все.
Но ему ясно дали понять сегодня, что его девушка, та самая, что ждет сейчас от него откровений, под ударом! Ему надо защитить ее! Любым путем. Даже если придется сделать ей больно.
– Рома! – Диана побледнела. – Говори!
– Я был с женщиной, – соврал он, рассматривая ее с вызовом, который дался ему нелегко.
– А почему тогда ты не сказал о ней в полиции? Почему заставил меня врать? Как это… Давать заведомо ложные показания?
Ее голос висел на самой последней нотке перед истерикой. И он это чувствовал, и она тоже. Не дай бог ей сорваться, подумали оба. Она разревется и не простит. Он ослабит свою защиту и во всем сознается.
– Потому!
Он спрятал руки себе за спину, так ему было легче не давать им волю.
– Она… Она замужем??? – подсказала, слава богу, Дианка.
– Да. Ты угадала. – Он нервно улыбнулся, покрутил шеей, похрустев позвонками. – Она замужем. Я не имел права ее подставить.
– А меня подставил… – шумно выдохнула она. – Меня можно. Я никто.
В ее глазах застыли слезы. Она попятилась, потом резко развернулась и через минуту громко хлопнула входной дверью.
Вот и все… Вот и все… Ему ее больше не вернуть. Она не простит. Она не вернется. Ну и пусть! Так даже лучше!
Рома тяжело опустился на табуретку у стола, с тоской уставился на пожелтевший численник. Что же это за проклятие такое?! Отца не стало, и вместе с ним из дома ушла стабильная счастливая жизнь. Их обоих – и его, и мать – постоянно тянуло на самое дно. Она пила, он…
Он встал и медленно пошел по комнатам. Трогал вещи, переставлял в гостиной на открытых полках с места на место рамки с фотографиями. Везде они втроем. Мать, отец и он. После его исчезновения они больше не фотографировались вместе. Никогда! Одна фотография неожиданно привлекла его внимание. На ней отец обедал с кем-то, сидевшим спиной к объективу фотокамеры. Обедал в своем любимом ресторанчике на окраине города. Утверждал, что там и готовят сносно, и дышится легко. Перед исчезновением он тоже там обедал. Пообедал и исчез.
Что за мужик? Рома всмотрелся в широкую мощную спину, седой затылок. Он мог поклясться, что ни разу не видел этого человека у них в доме. А деловые партнеры отца их часто навещали. Они не были такими уж крутыми бизнесменами, разъезжающими на дорогих машинах с личными шоферами. Но не бедствовали – это раз. И не пылили средствами – два. Это отец так всегда говорил. И еще утверждал, что люди, иногда заходившие к ним в гости, весьма авторитетны.