Сейчас по лестнице никто не поднимался. Горничная верещала внизу в кухне, что было странно. В половине восьмого она должна была уже уйти. Тихо, безмолвно, успев справиться с делами по дому. Начинала в пять, к половине восьмого заканчивала и уходила. Потом возвращалась к трем и работала до шести. После шести мог вернуться Лев. Ее в доме он застать был не должен. Таковы были правила.
Сейчас все шло не так. Настю хоть и слушались, но без должной охоты и боязни. Теперешние непозволительно громкие возгласы Ирины Глебовны были тому подтверждением.
Настя свесила ноги с кровати. Помотала головой, разгоняя сон. Сбегала на пять минут в душ. И на всякий случай надела трикотажное платье темно-серого цвета, которое Лев называл мышиным нарядом. Волосы зачесала наверх и с помощью резинки сделала на макушке «колечко». Глянула на себя в зеркало. Угрюмая, невыспавшаяся, с потухшими глазами серого цвета. Как раз под «мышиное» платье, хмыкнула она. Чуть пощипала себя за щеки, чтобы не быть такой мертвецки бледной. Вдела ноги в домашние туфли без каблуков и пошла на шум.
– Я сказала, что не пущу вас к ней! Она скоро поднимется и выйдет к вам! Оставьте бедную девочку в покое! Ей и так досталось!
Ирина Глебовна намертво перекрыла вход на лестницу, ухватившись одной рукой за перила, второй упершись в стену, аккурат под портретом Льва, где он был запечатлен в рабочем кабинете. Тот, кого она не пускала, не делал попытки прорвать оборону. Он просто стоял, пожевывая зубочистку, и с недоумением рассматривал пожилую разгневанную женщину. Потом он увидел Настю, выронил зубочистку себе под ноги, не потрудившись поднять. Сунул руки в карманы широких штанов. Полы короткой куртки при этом разошлись, обнажая темный свитер и кобуру на поясе. Но это гостя ничуть не смутило. Он как стоял, с наглой ухмылкой рассматривая спускавшуюся по лестнице хозяйку, так и продолжил стоять. Зубочистка у его ног на полу. Кобура на виду. Морда небритая.
Либо мент, либо бандит, вяло подумала Настя. Добралась до Ирины Глебовны. Мягко тронула ее за плечо.
– Все в порядке, – улыбнулась она ей, когда женщина, вздрогнув, испуганно на нее обернулась. – Вы можете идти, ваше время уже…
– Никто никуда идти не может! – фыркнул наглый гость, не двигаясь. – Все пойдут, когда я скажу. И туда пойдут, куда я скажу.
– Ух, ты!
Настя сошла с последней ступеньки. Прошла мимо него. Не меняя походки, направилась в кухню, где – она точно знала – уже был готов кофе. Оставалось лишь нажать кнопку, чтобы получить его в чашку.
Гость последовал за ней. Шагов почти не было слышно. Слышно было рассерженное дыхание. Гость гневался.
Она встала к нему спиной возле кофейной машины. Нажала кнопку. Ароматная кофейная струйка полилась в чашку, приготовленную Ириной Глебовной заранее. Пятьдесят граммов, или чуть меньше. Ровно на крохотную чашечку. Машина фыркнула, выпустила пар. Настя снова нажала кнопку, выключая. Подхватила чашку и пошла с ней к столу. Сердитый гость все это время стоял, опершись задом о кухонный шкаф.
Выгодная позиция, рассеянно подумалось ей под первый кофейный глоток. Лицом к двери и к окнам. Спина защищена. Не дурак, подумала она под второй глоток.
– Я на кофе, как понимаю, рассчитывать не могу? – едко поинтересовался он, потому что Настя хранила упорное молчание.
Она лишь дернула плечом и едва заметно отрицательно двинула подбородком в ответ на вопросительный взгляд Ирины Глебовны. Бедная женщина переживала, теребя в руках широкий передник форменного платья. Лев, как только вселился в этот дом, придумал униформу для прислуги.
– Ладно… – он скрипнул зубами. И тут же, без переходов, задал вопрос: – Где вы были минувшей ночью, Анастасия Сергеевна?
На «вы» и по имени-отчеству, значит, мент. Ну да, все правильно. Кобура, щетина, темный свитер, мятые портки. Ах да, еще зубочистка! Это непременный атрибут некоторых оперативников. В том, что перед ней опер, сомневаться не приходилось. Небритый, наглый, со стволом. И… очень рано приперся.
Настя вздохнула, поставила на сверкающий стол пустую чашку. Глянула на визитера холодно и строго.
– А вы, собственно кто, мужчина? Насколько я помню, лицо мне постороннее. Почему вы задаете мне вопрос, который может задать мне лишь человек, вступивший со мной в личные отношения.
– Чёй-то? – его небритые щеки вытянулись.
Так и сказал – чёй-то! Представитель, тоже еще, правопорядка! Не понял, что ли? Настя мысленно выругалась. А вслух сказала:
– Представьтесь…
Он спохватился, сквозь щетину проступил румянец. Полез во внутренний карман куртки, вытащил удостоверение, мотнул им и невнятно пробормотал о своих должностных полномочиях, попутно назвав фамилию, имя-отчество и звание.
– Капитан Алексеев, – задумавшись, повторила Настя. – Игорь Николаевич… Что привело вас ко мне в дом?
– Где вы были минувшей ночью, отвечайте!
Капитан грозно свел брови, густые и неухоженные, как сад за соседним забором, откуда за ней велось наблюдение.
– Я была дома. Здесь вот. – Настя ткнула пальчиком в стол. – Долго читала именно здесь. Потом пошла спать. Ах, да! Еще ответила на сообщение моего…
Назвать Дмитрия «своим» вдруг не повернулся язык. И она сказала:
– Брат моего покойного мужа прислал сообщение. Я на него ответила.
– Что он написал?
Капитан нашел взглядом ее мобильник, оставшийся лежать на подоконнике со вчерашнего вечера. Без разрешения влез в него. Прочел сообщение от Дмитрия. Ее ответ. Еще чего-то там посмотрел. Положил мобильник обратно.
– Спасибо, что спросили разрешения, – ядовито заметила Настя.
Тут же нашла взглядом кухонное окно, из которого открывался прекрасный вид на соседний дом. И подумала: интересно, ее наблюдатель видит, что у нее гость? Уже доложил Диме? Как скоро тот явится в окружении своей тупоголовой свиты? Он ведь один последнее время не ходил никуда. Везде в сопровождении двух охранников и шофера. Трех громадных придурков, жутко шаркающих ногами и вечно что-то жующих. Честно, Настя находила странной подобную осторожность. Кто мог посягать на его жизнь? За Льва мстить было некому. Она была бы рада, да связана по рукам и ногам.
– Кто может подтвердить, что вы были дома? – капитан насупленно глянул в ее сторону.
Дамочка его не просто раздражала, она его бесила. Похоронила мужа, погибшего при жутких обстоятельствах чуть больше месяца назад, а хоть снова замуж выдавай. Идеальная фигура, идеальная осанка, идеальная кожа. Понять, что она сильно страдает, было невозможно. Ни тогда, в день похорон, когда она словно окаменела. Ни теперь, когда она смотрит на него пустыми глазами, ничего не выражающими или отлично все скрывающими.
В плане внешних данных она была прекрасна. В плане душевных качеств она была страшна. С такой надменной, холодной красоткой он ни за что не хотел бы оказаться в темной комнате темным вечером.