– Думаешь, его организовал Шешель? Но для чего?
– Не знаю.
Дуло вытащил из кармана сигаретную пачку, прошелся по кабинету, после чего остановился у окна, открыл одну створку и закурил:
– А я, кажется, знаю. Для него было важно заявить о себе. Слишком долго Шешель был не у дел.
– В заднице он был, – согласился Морозов. – Прятался где-то.
– В таком случае хорошо бы узнать, кто был его целью. Одно могу сказать точно: это не я.
– Милькина?
– На нескольких процессах она защищала права пострадавших.
– То есть была по другую сторону правосудия. Чем не мотив?
– Мотив очень расплывчатый. Я несколько дней провел в ее офисе, но ничего конкретного не нарыл. Что касается гранатометного обстрела ресторана… Если это наказание, то слишком уж показательное. Для таких последствий вина должна быть намного значительнее.
– Можем ли мы взять за основу то, что гибель Шешеля была инсценирована? – осведомился Морозов.
Дуло ответил:
– Факт – упрямая вещь. Если выжил один, почему бы не выжить другому?
Снова зазвонил аппарат внутренней связи.
– Да, – ответил Сергей.
– Примете одного человека? – спросила следователь Курочка.
– Кого?
– Только вы не ругайтесь.
– Кого хочешь привести? – с раздражением в голосе проговорил Дуло.
– Стаса Успенского. У него к вам разговор…
Не дослушав, Сергей влепил трубку в аппарат. Одновременно с этим дверь отворилась, и в кабинет вошел Стас Успенский. Нисколько не стесняясь, он сел рядом с Морозовым. Вслед за ним залетела Курочка.
– Это еще что такое? – сердито спросил Дуло, имея в виду их обоих.
– Я не виновата… – испуганно заявила она.
Успенский взял вину на себя:
– Я сам пришел, решив не дожидаться вашего разрешения.
Помолчав, Дуло строго взглянул на Курочку, потом перевел взгляд на Успенского:
– Что тебе нужно?
– У меня есть важная информация.
– Опять насчет Кустодиева?
– Нет, об этом мы уже говорили. Ничего нового по этой теме сообщить не могу.
– Что же тогда? – спросил Дуло.
– Хочу рассказать про убийство актрисы Раисы Литовкиной.
– Я о нем слышал.
– Ее убили в девяносто втором. По делу, кстати, проходили два человека из шешелевской группировки. Но их давно нет в живых.
– Так в чем суть вопроса?
– В деле был свидетель…
– Кто? – переспросил Дуло.
– Свидетель, который мог быть подозреваемым.
– О ком ты говоришь?
– О некоем Вострикове.
– При чем же здесь я?
– Востриков имел отношение к группировке и к самому Шешелю.
– Какое отношение это имеет ко мне?
– Прямое, – сказал Успенский.
– Ну-ну, не томи.
– Востриков Леонид Николаевич, как и двадцать пять лет назад, работает директором небезызвестной вам сауны. Некогда там устраивались помывочные дни для всех членов банды Шешеля.
– Не хочешь ли ты сказать…
– Хочу. Речь идет о той самой сауне, где произошло тройное убийство.
– А ведь я говорил с ним. – Взглянув на Успенского, Сергей Дуло спросил: – Откуда тебе это известно?
– У меня свои проверенные каналы.
– А теперь скажи, зачем ты путаешься у меня под ногами?
– Разве? – Стас удивился. – А мне казалось, что я помогаю.
– Я не нуждаюсь в твоей помощи. От вас, журналистов, одни неприятности.
– Начнем с того, что я не должен спрашивать у вас разрешения, – уверенно заявил Успенский.
Сергей Дуло холодно поинтересовался:
– Еще что-то?
– Нет. Я все сказал.
– Тогда – не задерживаю.
Когда Успенский вышел из кабинета, Дуло с укоризной взглянул на Курочку:
– Что происходит?
– Ничего… – сказав это, она опустила голову.
– У тебя с ним что? Шуры-муры?
– Да как вы можете? – Курочка вскочила со стула.
– Сядь, Нина Витальевна, и послушай, что скажет старший товарищ… – Сергей прошелся по комнате. – Неблагодарное дело – валить в одну кучу личное и работу. На этом сломалось много хороших людей.
– Сергей Васильевич… – Она разрыдалась и выбежала из кабинета.
До сих пор молчавший Морозов заметил:
– Зря ты при мне…
– Ничего, – ответил Сергей. – Так эффективнее. Что у тебя с «Гелендвагенами»?
– Совсем немного осталось.
– А что будем делать, когда они закончатся?
– Начнем все сначала.
– Ну, хорошо… – Дуло надел пиджак. – Работай по «Гелендвагенам», а я срочно в архив.
– Зачем? – поинтересовался Морозов.
– Пересмотрю дело об убийстве Раисы Литовкиной. Может быть, журналист прав и в этом что-нибудь есть.
Выйдя из кабинета, Сергей услышал звонок, достал из кармана телефон и взглянул на табло. Звонила Эльвира Калиулина. Чуть помедлив, он сбросил ее вызов.
В то утро Полина отправилась в женскую консультацию, предупредив Лидию Шпак, что на работу придет только к обеду. В этом не было ничего такого, что было бы вне поля предварительных договоренностей. Поэтому, явившись в офис только к обеду, Полина не испытывала никаких угрызений совести.
Лидия Шпак сидела на ее месте в приемной.
– Что это вдруг? – спросила Полина.
Шпак ответила:
– Не могу находиться в своем кабинете.
– Почему?
– Еще ничего не знаешь?
– Нет… – Полина стянула с шеи косынку и повесила пальто в гардероб.
– У нашего банка отозвали лицензию. С сегодняшнего дня приостановлены все электронные платежи.
– Что это значит?
– Это значит, что ни одна финансовая операция не совершается. За всю историю Центробанка такое случилось впервые: спустя неделю после начала санации банка у него вдруг отзывают лицензию.
– Думаю, на это была причина.
– Все из-за Мартынова.
– Откуда тебе это известно?
– Мартынов вчера ко мне приезжал. Он был у главы Центробанка и провалил разговор. От него требовалось подтверждение того, что у банка есть дополнительные активы в виде ценных бумаг. Он подтвердил, что бумаги лежат в кипрских депозитариях, но не смог доказать, что они используются.