Эцио взял незнакомое оружие, повертел в руках, удивляясь его легкости. Лезвие из прочного металла было прекрасно сбалансировано. Ничего подобного молодому человеку еще не приходилось видеть. Перед ним был пружинный кинжал, который легко было спрятать в рукаве. Достаточно лишь согнуть руку, и лезвие бесшумно выскользнет из наруча, готовое полоснуть по чужому горлу или проткнуть чужое сердце.
– А я считал вас миролюбивым человеком, – сказал Эцио, вспомнив отпущенных птиц.
– Идеи захватывают, – без тени улыбки ответил ему Леонардо. – Какими бы они ни были. – Он нагнулся к ящику с инструментами, достал молоток и стамеску. – Так, если не ошибаюсь, вы правша? Тогда будьте любезны положить ваш безымянный палец правой руки на эту доску.
– Что вы задумали?
– Прошу прощения, но иначе вы не сможете пользоваться клинком. Это требует от своего владельца некоторых жертв.
– Каких еще жертв? – насторожился Эцио.
– Клинок устроен таким образом, что безымянный палец владельца оказывается помехой. Его требуется отсечь.
Эцио оторопел. Перед его мысленным взором встали следующие картинки: дружеское расположение Альберти к его отцу, умело разыгрываемое гонфалоньером; лживые заверения Альберти после ареста отца, накануне суда; суд, казнь; его собственное положение преступника, на которого объявлена охота…
– Я готов, – сказал Эцио и стиснул зубы.
– Пожалуй, я лучше воспользуюсь топориком. Рана будет аккуратнее. – Топорик лежал у Леонардо в ящике стола. – Укладывайте палец… così [46] .
Эцио собрал все свое мужество в кулак. Леонардо поднял топорик. Аудиторе закрыл глаза. Лезвие просвистело в воздухе и с шумом вонзилось в дерево. Боли Эцио не почувствовал. Неужели, когда отсекают пальцы, совсем не больно?
Он открыл глаза. Топорик застыл в доске рядом с его пальцем.
– Грязный подонок! – Эцио был потрясен и взбешен жестокой, бессмысленной шуткой.
Леонардо поднял руки в примирительном жесте:
– Успокойтесь, друг мой! Это была всего лишь шутка. Жестокая, согласен. Но я не мог удержаться. Хотел проверить вашу решимость. Однако я вас не обманул. В прошлом скрытые клинки действительно требовали от своих владельцев подобной жертвы – что-то вроде обряда посвящения. Я сумел кое-что изменить в механизме, и потому вам незачем расставаться с безымянным пальцем. Взгляните! Лезвие выскальзывает на безопасном расстоянии от ваших пальцев. Еще я добавил откидной эфес. При выдвинутом лезвии он не будет лишним. Главное, помните: когда выталкиваете лезвие, держите пальцы веером – тогда ваш безымянный ему не помешает. Но я бы посоветовал вам надевать перчатки. Лезвие у этой старинной штучки очень острое.
Эцио был слишком изумлен, чтобы долго сердиться на Леонардо. И конечно же, он был очень благодарен этому удивительному человеку.
– Уму непостижимо, – повторял Аудиторе, то выдвигая, то убирая лезвие клинка.
Вскоре он мог делать это с закрытыми глазами.
– Невероятно!
– Согласен, – подхватил Леонардо. – Вы уверены, что у вас больше нет ни одной страницы?
– Там, где я брал эту, других не было.
– Если вдруг они вам где-то попадутся, пожалуйста, принесите их мне.
– Даю вам честное слово. А сколько я должен за?..
– Нисколько. Я имел удовольствие познакомиться с удивительным механизмом. Поэтому никаких…
Их разговор был прерван громким стуком в дверь мастерской. Леонардо поспешно покинул свой кабинет.
– Именем флорентийской гвардии приказываю: отворяйте! – послышалось снаружи.
– Сейчас открою! – крикнул Леонардо и шепнул Эцио: – Не выходите из кабинета.
Он открыл дверь и встал в проеме, загораживая вход в мастерскую.
– Это вы будете Леонардо да Винчи? – громко и грубо спросил стражник, явно привыкший вламываться в чужие дома.
– Что вам угодно? – поинтересовался Леонардо, выступая вперед и поневоле вынуждая незваного гостя отступить.
– Я уполномочен задать вам несколько вопросов, – объявил стражник.
Леонардо успел выйти из мастерской и обогнуть стражника. Тому не оставалось ничего другого, кроме как снова попятиться и встать спиной к проему.
– В чем дело?
– Согласно доносу, вы недавно якшались с заклятым врагом нашего города.
– Кто, я? Якшался? Какая нелепость!
– Когда вы в последний раз виделись или говорили с Эцио Аудиторе?
– С кем?
– Нечего тут кривляться передо мной, словно портовая шлюха! – отбросив вежливость, закричал рассерженный стражник. – Мы знаем: ты водил знакомство с той семьей. А мать этого щенка покупала твою мазню. Может, тебе освежить память?
Древком алебарды стражник ударил Леонардо в живот. Застонав от боли, художник скрючился и упал.
– Ну что, теперь разговорчивее станешь? – Стражник пнул его тяжелым сапогом. – Терпеть не могу художников. Все вы охочи до мальчишечьих задов.
Пока длилась эта отвратительная сцена, Эцио сумел неслышно подобраться к двери и встать у стражника за спиной. Улица была пуста – отличная возможность испытать новую игрушку. Молодой человек поднял руку. Лезвие клинка неслышно выскользнуло из паза. Вспомнив наставления Леонардо, Эцио растопырил пальцы и ударил стражника в шею. Заточенное лезвие было пугающе острым – яремную вену оно перерезало без малейших усилий. Стражник умер раньше, чем его тело упало в уличную пыль.
Эцио помог Леонардо встать.
Ошеломленный художник пробормотал слова благодарности.
– Я не хотел его убивать, но… сами понимаете…
– Иногда жизнь не оставляет нам выбора. Впрочем, мне пора бы привыкнуть, – вздохнул да Винчи.
– Вы о чем?
– Меня допрашивали по делу Сальтарелли.
Эцио вспомнил, как около месяца назад молодого натурщика Якопо Сальтарелли анонимно обвинили в мужеложстве, а Леонардо и еще троих – в сводничестве. Дело развалилось за отсутствием доказательств, однако репутация самого натурщика и четверых его «покровителей» оказалась запятнанной.
– Я сам не порицаю мужеложства. Кажется, немцы называют таких людей Florenzer [47] . – Художник грустно посмотрел на труп стражника. – И тем не менее эта страсть здесь считается противозаконной, – сухо продолжал он. – За это штрафуют. А когда городом правят такие, как Альберти…
– Что нам делать с трупом?
– Будем считать его… жертвой несчастного случая, – ответил Леонардо. – Помогите втащить его в дом, пока никто не видит. Пусть полежит вместе с другими.