– Истина озарила нам путь, и страх бежал! – крикнул парень, шедший рядом с нею. – Твои слова, Монах, потеряли всякую силу!
– Ты именовал себя Божьим пророком, но твои слова были полны тьмы и жестокости. Ты называл нас марионетками дьявола. Но если кто и был настоящей марионеткой, так это ты сам!
Эцио и его друзья не вмешивались. Механизм, который они привели в действие, набрал обороты, и теперь все колесики и шестеренки крутились в полную силу. Отцы города торопились спасти свою шкуру и сохранить власть. Они выбегали из дворца Синьории, торопливо заявляя о своей поддержке. На площади соорудили помост, установив три столба: для Савонаролы и двух его самых оголтелых приспешников, которых удалось схватить. Всех их вначале поволокли в Синьорию для короткого и жестокого допроса. Как некогда беспощаден был сам Савонарола, так беспощадны были и его судьи. Вскоре всех троих, закованных в кандалы, снова вывели на площадь, заставили подняться на помост и привязали к столбам.
– Господь мой и Бог мой, – взывал Савонарола, – спаси меня из когтей зла! Окруженный грехом, взываю к Тебе о спасении!
– Забыл, как ты хотел сжечь меня? – крикнули ему из толпы. – Теперь получай то, на что обрекал нас!
Палачи подожгли охапки хвороста. Эцио смотрел на казнь и вспоминал отца и братьев, чья жизнь оборвалась на этой же площади.
– Infelix ego! – громко возопил Савонарола, и голос его был полон не только душевной, но и телесной боли. – Omnium auxilio destitutus… [163] Я нарушил все законы неба и земли. Куда мне обратиться? К кому бежать? Кто проявит сострадание ко мне? Я не осмеливаюсь устремлять свой взор к Небесам, ибо многогрешен я перед ними. И на земле не найти мне пристанища, поскольку и здесь я покрыл себя позором…
Эцио протиснулся к помосту. «Этот человек принес немало горя мне и многим другим, – думал он. – Но даже такой злодей, как Савонарола, не должен умирать тяжелой и мучительной смертью». Аудиторе достал пистолет и быстро приладил к наручу. Савонарола увидел это. Безумный пророк смотрел на Эцио со страхом и надеждой.
– Ты! – произнес Савонарола, перекрывая треск пламени, хотя их разговор по большей части происходил на уровне мыслей. – Я знал: этот день наступит. Брат, прошу тебя: прояви ко мне милосердие, в котором я тебе тогда отказал. Я бросил тебя во власть волков и псов.
Молодой ассасин поднял руку.
– Прощай, padre, – сказал он и выстрелил.
В шуме ликующей толпы никто не увидел его действий и не услышал звука выстрела. Голова Савонаролы свесилась на грудь.
– Ступай с миром, и пусть твой Бог будет тебе судьей, – прошептал Эцио. – Requiescat in pace.
Он оглянулся на двух сжигаемых монахов – Доменико и Сильвестро. Оба ревностных последователя Савонаролы уже были мертвы. Огонь с шипением вспорол им животы и пожирал их внутренности. В воздухе разливалось густое зловоние от горящего человеческого мяса. Толпа постепенно успокаивалась. Затихли крики. Вскоре на площади Синьории был слышен лишь треск огня, довершавшего свой страшный труд.
Эцио отошел от помоста и увидел, что Никколо, Ла Вольпе и Паола внимательно смотрят на него. Макиавелли ободряюще кивнул. Аудиторе понял, чего от него ждут. Он поднялся на помост, отойдя подальше от догоравших костров. Сотни пар глаз обратились к нему.
– Жители Флоренции! – звонким голосом начал Эцио. – Двадцать два года назад я стоял на этой площади и смотрел, как умирают мой отец и братья. Их предали те, кого я считал друзьями. Мой разум был затуманен жаждой отмщения. Огонь мести столь же беспощаден, как огонь этих костров. Наверное, я сгорел бы в том огне, не встреться на моем пути люди, научившие меня смотреть дальше побуждений кровной мести. Эти люди не давали готовых ответов на мои вопросы, а учили находить их у себя внутри.
Эцио видел, что к его друзьям-ассасинам присоединился дядя Марио и приветственно махнул племяннику.
– Друзья мои, – продолжал молодой Аудиторе, – мы прекрасно можем жить и действовать без чьих-либо подсказок. Ни Савонарола, ни Пацци, ни даже Медичи не должны руководить нами. Мы вольны самостоятельно идти по жизни… Но есть те, кто не прочь лишить нас этой свободы, равно как достаточно тех, кто готов – увы! – охотно ее отдать. Однако все мы наделены внутренней силой выбора. Мы можем сами выбирать, что считать истинным, и следовать своему выбору. Эта сила и делает нас людьми. Не существует такой книги и такого учителя, которые дали бы нам ответы и показали путь. А потому – выбирайте ваш собственный путь! Не надо следовать ни за мной, ни за кем-либо другим!
Мысленно улыбаясь, Эцио видел, как беспокойно переглядываются отцы города. Возможно, человечество так никогда и не изменится, но порою все-таки стоило встряхнуть людей и напомнить им об их главном праве.
Произнеся свою краткую речь, молодой ассасин спрыгнул с помоста, поглубже натянул капюшон и покинул площадь. Он двинулся по улочке, тянувшейся вдоль северной стены Синьории (дважды он уже ходил здесь в судьбоносные моменты своей жизни), и исчез из виду.
Впереди был поединок, который Эцио считал главным в своей жизни и к которому нужно было тщательнейшим образом подготовиться. Но прежде необходимо было найти оставшиеся страницы великого Кодекса. Макиавелли помогал Аудиторе на каждом шагу. Они позаботились о том, чтобы с карты, некогда составленной Джироламо Риарио, было сделано достаточно копий. Снабдив ими своих флорентийских и венецианских собратьев-ассасинов, Эцио направил их во все уголки Апеннинского полуострова. Ассасины исходили и изъездили итальянские земли вдоль и поперек. Немало времени (возможно, больше, чем следовало) заняли поиски на острове Капри. Ассасины пересекли Тирренское море, чтобы продолжить поиски на острове Сардиния, известном похищениями людей. Побывали они и на Сицилии, где разбойничьи шайки вели многолетние войны между собой. Они встречались с королями и герцогами. Порою схлестывались с тамплиерами, тоже занятыми поисками страниц Кодекса… Миссия ассасинов завершилась полным успехом.
Закончив поиски, основные их участники вновь собрались в Монтериджони. Прошло пять долгих лет. Родриго Борджиа, он же папа Александр VI, по-прежнему правил Ватиканом. Он заметно постарел, но все еще был силен. И тамплиеры, утратившие прежнюю власть, все так же представляли собой смертельную угрозу.
Впереди было еще много дел.
Эцио встретил свой сорок четвертый день рождения в Монтериджони. Виски успела тронуть седина, но его борода сохраняла прежний темно-каштановый цвет. Было начало августа 1503 года. Как-то утром дядя Марио позвал его к себе в кабинет. Там уже сидели Паола, Никколо, Ла Вольпе, Теодора, Антонио и Бартоломео.