— Выключи эту дрянь, — попросил я.
— Подожди, — сухо сказал он. — Сейчас будут последние известия…
Как он мог сейчас интересоваться какими-то известиями?
Неужели его не волнует, что с нами теперь будет, где мы будем жить, удастся ли добиться помилования для матери?
Но тут на экране появилось изображение темпла. Отец увеличил громкость. «…Нью-йоркской полиции пока не удалось задержать неизвестного молодого человека, который два дня назад стрелял в синагоге „Бейт а-Шем“… По свидетельству очевидцев, он выкрикивал антисемитские и антиизраильские лозунги… Его задержали органы безопасности, но через несколько часов ему удалось бежать…
Поиски продолжаются…»
Дальше шла обычная бодяга. Одни представители (кажется, израильского посольства) осудили, другие выразили протест, городская полиция заверяет… и все такое прочее. Ни единой фамилии, ни слова о тебе, об отце, о матери — все шито-крыто.
— Чистая версия, — с одобрением сказал отец. — Гладко, убедительно, ни к чему не придраться. И оспаривать некому. Даже та ненормальная, и то…
— Ида, что ли?
Он посмотрел на меня с недоумением:
— Да нет же, я об этой — из библиотеки, ну, как ее…
— Миз Ярдли? — Я вытаращил глаза. — А она-то тут при чем?
— Она тут чуть не главную роль сыграла! — со злостью сказал отец. — Заметила тебя, выходя с концерта, подсмотрела, как ты что-то швырнул в урну, потом дождалась твоего ухода, вытащила из урны слайд и помчалась в полицию — жаловаться, что ты украл библиотечное имущество. Там, правда, потребовали указать, из какого фонда взят слайд, а она, ясное дело, ничего толком сказать не могла, но продолжала стоять на своем — видимо, очень уж ей хотелось тебя допечь! Заявила, что с места не сдвинется, пока ее жалобу не зарегистрируют по всем правилам. Полицейский, не зная, как от нее отделаться, стал изучать слайд под лупой и, конечно, тут же обнаружил гриф «совершенно секретно». Дело немедленно пошло в ЦРУ, но, к счастью, там есть доброжелатель, который нас сразу же предупредил. Ух, паршивее и не придумаешь! — С досады он даже ткнул кулаком в матрас. — Из-за какой-то библиотечной мымры все сорвалось! Еще чуть-чуть, и у нас был бы полный комплект всех чертежей и, в сущности, за бесценок…
Он помолчал.
— В каком-то смысле, — заговорил он снова, — это меня угнетает еще больше, чем наша семейная история. Тут уже давно все было кончено — не будь Гарри, был бы кто-то другой… Но вот предательство по профессиональной линии…
— По какой такой профессиональной? — с недоумением переспросил я.
— Ты действительно ничего не понимаешь, — раздраженно сказал он. — Давай с самого начала. Кто такой Гарри? Чем он, по-твоему, занимался?
— Ну, импортом лекарственных растений, витаминами, здоровой пищей…
— Это все для прикрытия! — перебил отец. — Все эти склады, заводы, плантации приносили ему минимальную прибыль, а порой даже убытки… На самом деле он всегда торговал информацией. Это было основным занятием. Он добывал информацию всюду, где располагались его «владения», да еще понемногу сотрудничал с разведками, вроде того же ЦРУ. Гарри не один такой, многие подрабатывают точно так же. Какая-нибудь липовая нефтяная компания покупает лицензию на разработки в таких местах, где нефти нет и в помине — в какой-нибудь Кубе, Анголе или Чили, — зато получает возможность, не вызывая никаких подозрений, установить вышки в стратегически важных точках. Или, скажем, фирма, якобы поставляющая какие-нибудь фрукты, высаживает впустую целые плантации, зато размещает там «охранников», которые в случае нужды смогут незамедлительно вмешаться в любой местный политический конфликт. Куча рыболовецких траулеров постоянно курсирует в таких местах, где отродясь никакой рыбы не ловили, — только для того, чтобы перехватывать секретные радиосообщения и подслушивать телефонные разговоры… Все это — фасад, прикрытие, ширма, понимаешь?
Мне вспомнилась шкура ламы в твоем кабинете. Интересно, она тоже досталась тебе с какого-нибудь секретного правительственного склада, где хранится всевозможная бутафория, используемая для пущего очковтирательства?
— Выходит, что самый главный и уважаемый в нашей семье человек, которому все завидовали, был попросту на зарплате у ЦРУ?
— Примерно так.
— И никто этого не знал?
— Почему же? Мы все знали. Даже Ида. Помнишь, она тебе как-то сказала… (отец полистал одну из тетрадей)… вот, ты сам записал: «Ничтожество… Помер бы с голоду, если б не шпионил…» Ты, правда, решил, что это она про меня…
Я готов был сквозь землю провалиться от стыда.
— Но ты же сам хотел у него работать!
— Ну и что?! Я ведь профессионал. Ты имел возможность в этом убедиться. Мой профессионализм в сочетании с его связями… — Отец мечтательно вздохнул. — Да, связи у него были, этого не отнимешь. Он ведь и в самом деле был дружен с Трумэном. Умел очаровывать людей, ничего не скажешь, обаяние у него было неотразимое. И потом, поначалу он им действительно был полезен… Но постепенно ЦРУ перестало в нем нуждаться. Там появились новые молодые сотрудники, новая техника. Один спутник, находясь в космосе, способен собрать больше информации, чем целая армия тайных агентов на местности. Старые связи больше никого не впечатляли, деньги перестали поступать, а он тут как раз влез в долги из-за нескольких неудачных капиталовложений… Ну, он, видимо, поплакался матери, а ты ведь знаешь, как та всех жалеет! Она сунулась в мои папки, увидела их содержимое и решила, что эти чертежи могут его спасти. — Отец хмыкнул. — Представляешь, он начал им передавать их же собственный материал, украденный у меня! И при этом врал, будто получает его откуда-то из Южной Америки или Малой Азии. Они, понятно, принялись искать «утечку», и я это сразу ощутил на собственной шкуре — мои источники один за другим перекрывались, связные проваливались, коды менялись. Мы не понимали, что происходит, ломали голову, выискивали новые пути, а Гарри снова оказался «на коне»! Он опять начал получать чеки, можно было вернуть долги, подсобрать деньжат и подыскать покупателей для той небольшой части этого липового «бизнеса», которая действительно ему принадлежала. Он ведь давно уже понял, что рано или поздно придется бросить все это дело и перебираться во Флориду, на пенсию…
Отвинтив крышку плоской дорожной фляги, отец плеснул в себя бренди.
— Не исключаю, — сказал он, утирая рот рукой, — что со стороны Гарри все это выглядело не так уж подло. Он вполне мог рассуждать: дела у меня — хоть караул кричи, а у Ирми Левина валяется без дела первосортный матерьялец… кому какой вред, если я перепродам парочку-другую государственных секретов их же непосредственным владельцам?
То ли подействовал выпитый бренди, то ли отец вдруг ощутил прилив профессиональной гордости за качество добытого им материала, только вид у него стал расслабленный, даже почти миролюбивый. Но меня он уже раззадорил:
— Если Гарри собирался на пенсию, как это вяжется с тем случаем в туннеле Линкольна, с пилюлями… и вообще со всем тем, что произошло? Может, все дело в матери — той не хотелось его отпускать, а он стремился посильнее впечатлить ее своим бедственным положением?