– За что же он вас ненавидел?
– За то, что я не такой, как он.
– Простите, я не знала… – стушевалась Света.
– Вы многого обо мне не знаете, моя прелесть.
– Так расскажите, мне интересно.
– Что вас интересует? Мое материальное положение, недвижимость, работа, хобби?
– Про материальное мне известно. У вас денег больше, чем это необходимо нормальному человеку. Давайте про недвижимость.
– Здесь у меня ее нет, только здание, что под клубом. Отцовскую халупу я не считаю квартирой, живу в отеле. У меня есть квартира в Стокгольме.
– А вилла где-нибудь на Кипре?
– К чему? Тратиться на содержание дома, в котором никогда никто не живет? Я человек практичный. Мне такие цацки ни к чему.
– Давайте про работу…
– В сферу моей деятельности входят грузовые перевозки морским транспортом. Три сухогруза, думаю прикупить танкер.
– О-о, как интересно! А клуб, это что? Так, для развлечения?
Он пожал плечами.
– Захотелось изобразить местечко для отдыха в собственном вкусе. Думал, что прибыли не будет, но он начал себя окупать.
– Хобби?
– Теннис, карты, женщины, – быстро перечислил Шереметьев.
– Что?!
– Я честно признаюсь: женщины – мое самое страстное увлечение! – плотоядно улыбнулся он и добавил: – Я их коллекционирую.
Ей почему-то вспомнилась рыжеволосая стриптизерша. Интересно, она все еще украшает его коллекцию? Вслух Света довольно брезгливо заметила:
– Как были наглым типом, так и остались.
– А вас, Светлана, что увлекает, кроме жульничества на своей торговой базе?
– Какого жульничества?
– А как еще можно назвать то, что вы там творите? Торговля просроченными продуктами – это что, по-вашему? А целая фура ворованного кофе?..
– Не ворованного, просто без документов.
– А почему без документов?
– Меня это не касается. Попался дешевый товар, вот я и взяла.
– А то вы такая наивная – не понимаете, почему товар без документов и невозможно дешевый? Дальнобойщиков на трассах убивают, не слышали никогда?
– Откуда вы знаете, что происходит на моем складе? – вскипела она.
– Разведка донесла, – хмыкнул Шереметьев.
– Вы что, внедрили ко мне кого-то?
– Не беспокойтесь, этот человек уже уволился.
– Да как вы додумались до такого?!
Отхлебнув из чашки, он невозмутимо ответил:
– Я беспокоился о деньгах, которые дал вам взаймы, достаточно ли эффективно вы работаете и сумеете ли когда-нибудь их вернуть.
– Я почти все вам вернула, последние пять тысяч могу отдать хоть сегодня.
– Вы нарушили условия нашего договора.
Светлана подозревала, о чем он, и все равно спросила:
– Какие еще условия?
Закурив, Шереметьев полюбовался на струйку дыма, тянувшуюся к потолку, затем перевел взгляд на нее и медленно проговорил:
– Если мне не изменило зрение, я видел в глубине вашего склада господина Улицкого? Вы сделали его своим компаньоном.
Слово «господин» так не шло Мише.
– Ну и что? – вскинула она голову.
– А то, что, давая деньги, я ставил вам условие, чтоб ни один рубль не пошел на поддержку этого человека.
– Деньги я вам, считайте, что отдала, – отчеканила Света.
Ехидная ухмылка искривила его рот, и он спросил елейным голосом:
– А откуда они у вас взялись, позвольте полюбопытствовать?
– Я их заработала.
– Вы их заработали, купив склад на мои деньги, и продолжаете зарабатывать. Так что выходит, с помощью моих денег вы поддерживаете этого никчемного…
– Не смейте так о нем говорить! – не выдержала она. – Миша мой заместитель, и он честно работает.
– Ну да-а… – протянул Шереметьев. – Как-нибудь на досуге я бы проверил вашу бухгалтерию. Представляю, сколько убытку он вам причинил!
Света пожала плечами и с подчеркнутым равнодушием заметила:
– Что вы вечно так кипятитесь из-за Миши? Можно подумать, вы ревнуете…
Он расхохотался.
– Вы слишком самонадеянны. Для того чтоб ревновать, нужна такая малость, как любовь.
В раздражении она схватила сигарету и ждала, когда он поднесет зажигалку. И черт ее за язык дернул брякнуть про ревность!
– Вы так его ненавидите, что ничего другого в голову не приходит, – сказала она, выдыхая дым.
– В вашу прелестную головку пришла неправильная мысль. А насчет ненависти… Ее нет, как нет и симпатии. Единственное, что можно испытывать к такому человеку, – это жалость.
– Жалость?
– Да. Ведь он продукт общества, которого больше не существует, сын развалившейся страны, исповедующий давно устаревшие нормы морали и идеологию. Не вписывается он в новую жизнь.
– Он тоже так сказал – не вписываюсь, – невольно вырвалось у нее.
– Да? Значит, все понимает? Тогда ему совсем тяжко. К тому же вы опять заставили его быть рядом. Он сильно сопротивлялся?
– О чем вы?
– Как вам удалось уговорить его стать компаньоном? У него был шанс вывернуться, но вы приковали его новыми цепями… Должно быть, вам обоим доставляет удовольствие страдать, глядя друг на друга. Прямо духовный мазохизм какой-то, ей-богу…
Светлана устала от этого разговора и хотела уйти, но Юрий удержал ее.
– Поговорим о серьезном. Вам не противно связываться с ворами и аферистами? Не жалко обманывать бедных людей, которые покупают ваши испорченные продукты? Неужели совесть вас не мучает?
– Если вы хотите довести меня до белого каления, так не старайтесь. Я прекрасно знаю, что обманывать нехорошо, но просто не могу иначе. Честное слово, иначе я не разбогатею! Думаете, если бы я делала все как положено, я отдала бы вам долг? И разве можно у нас честно вести дела? Инфляция бешеная, того и гляди опять «черный вторник» случится, да и вообще… В нашей стране нельзя быть уверенным в завтрашнем дне, если у тебя нет в запасе кучи деньжищ в твердой валюте. И пока я их не заработаю, я буду бессовестной. Не могу я сейчас позволить себе думать о совести…
– А также о чести и о порядочности, – кивнул он, глядя на нее абсолютно серьезно.
– Ничего. Вот разбогатею, тогда и стану честной, совестливой и порядочной.
– Полагаете, разбогатев, вы волшебным образом изменитесь в лучшую сторону? Хотелось бы верить, только вряд ли…