Сдерживая готовые прорваться слезы, Света кивнула:
– Я буду относиться к нему, как к Олегу. Паша мне родной. И родней тебя никого нет. Не умирай, Манечка!
– И Миша… – прошептала Маня через несколько секунд, собравшись с силами. – Ты и Миша…
Услышав это, Света не выдержала, сползла со стула на пол и уткнулась лицом в одеяло. Неужели Маня догадывалась? Знала все эти годы, и молчала, и оставалась подругой, милосердно прощая ей любовь к своему мужу? Свете стало так стыдно, так совестно, что она столько лет причиняла боль человеку, мягче и добрее которого и представить нельзя. О, если бы все можно было повернуть назад… Хотя бы ко дню их двойной свадьбы… Она бы ни разу не взглянула в сторону Миши, она бы запретила себе даже думать о нем!
«Господи! – впервые в жизни искренне воззвала она к Богу. – Не дай ей умереть… Я больше слова Мише не скажу, я разлюблю его, пусть только Маня поправится!»
Невесомые холодные пальцы коснулись головы, и Света поняла, что умирающая хочет видеть ее лицо. Она приподнялась, пересиливая себя, боясь посмотреть на Маню… но когда взглянула, прочла в глазах подруги все ту же любовь. В потусторонних, затуманенных смертью глазах не было ни упрека, ни обвинения. Она облегченно вздохнула и спросила:
– Так что – Миша?
– Присмотри за ним… Он… такой непрактичный… И простужается легко…
– Я за всем присмотрю, Манечка. И за Пашей, и за Мишей. Не беспокойся.
Лицо Мани изменилось, будто данное Светой обещание умиротворило ее, и теперь она могла наконец спокойно уйти туда, откуда нет возврата.
– Спасибо… Ты всегда была настоящим другом… Ты такая добрая…
Рыдания подступили к горлу, и Света зажала рот рукой, чтобы не закричать. Никогда она не была к Мане доброй! Она всю жизнь мечтала отобрать Мишу у подруги, а та умирает, но продолжает любить ее и доверяет заботиться о муже и о сыне.
Утирая ладонью бегущие по щекам слезы, Света повторила:
– Я все сделаю.
– И еще… – Голос Мани звучал совсем слабо. – Будь добрее к Юре, он так любит тебя… Он мне говорил…
Света не обратила особого внимания на эти слова. Маня даже перед смертью пытается ободрить ее, такая уж она есть.
– Да, конечно, – машинально ответила она, ласково поглаживая холодную руку.
Маня закрыла глаза, губы исказило судорогой боли, высокий лоб наморщился…
Ей плохо? Она уже умирает?.. Где доктор?
Света шарахнулась в коридор и пропустила врача, который тут же прикрыл за собой дверь.
Возле сестринского поста приткнулась тетя Поля, рядом с ней всхлипывал Пашка, напротив Юра прислонился к стене. Света смотрела на них будто сквозь пелену.
Единственная подруга умирала за дверью. Единственный человек, который по-настоящему любил ее, только она да Миша… Свете вдруг стало страшно, что с уходом Мани у нее самой не останется сил жить. Ведь Маня всегда поддерживала ее. Беременная, она хваталась за грабли, помогая с огородом. Когда Света рубила курицам головы, стояла рядом, зажмурившись, и тут же принималась их ощипывать. Маня возилась с Олегом не меньше, чем с собственным сыном, а после смерти Лоры и мамы помогла пережить горе.
«Я, как инвалид, у которого отобрали палку, не смогу теперь и шагу сделать, нет у меня больше опоры, – подумала Света и вдруг встрепенулась. – Нет, есть – Миша. Где он?..»
Будто влекомая интуицией, она двинулась направо, где за выступом стены прятался небольшой холл с кожаными креслами и диваном. Миша одиноко сидел там, уставившись в пространство, и даже не повернул головы, когда она присела рядом.
– Миша, как это ужасно!.. Мне страшно! Мишенька, обними меня!
Он не шевельнулся.
– Миша, что с тобой? – осторожно дотронулась Света до его плеча.
– Я думал, ты приедешь и поддержишь меня, а ты, оказывается, тоже боишься, – с жалкой улыбкой проговорил он, оборачиваясь.
– Но ведь ты не боишься! – удивленно воскликнула она. – Как ты можешь бояться? Ты ведь такой сильный, Миша.
– Нет, я только казался сильным, потому что рядом была Маня. С ней уйдет все, что делало меня сильным…
В голосе его было столько отчаяния, что Света отстранилась. И тут она будто впервые увидела его: рядом с ней сидел сломленный и убитый неизбывным горем мужчина.
– Как же так… – медленно прошептала она. – Выходит, ты по-настоящему любил ее, Миша?.. А как же я?
– Манечка была моей половинкой, моей единственной сбывшейся мечтой! – с надрывом произнес он, а ей вдруг захотелось ударить его.
«Пора бы уже вырасти из романтических штанишек. Ему скоро сорок, а у него все мечты…»
– Эх, Миша, тебе шестнадцать лет назад надо было понять, что ты любил ее, а не меня! А ты держал меня на привязи, рассуждал о долге и порядочности. Если бы ты сказал мне это тогда… Взял бы и сказал честно, а не приманивал своими редкими признаниями… «Люблю, но не должен…» Не смотрел бы голодными глазами… Мне бы было больно, но уж как-нибудь я бы это пережила. А ты… Ты что, понял это только сегодня, когда Маня умирает? Раньше не мог сообразить? Ведь ты все это время любил ее, а меня только мечтал трахнуть!
Он съежился от этих слов, но не отводил взгляда, будто умоляя замолчать.
Света вдруг опомнилась.
«Я только что обещала Мане заботиться о нем – а сама что делаю? Добиваю лежачего? Не нужно было говорить ему это, он и сам все про себя знает, – с горечью думала она. – Маня была ему опорой в жизни, так же как и мне. Потеряв эту опору, Миша упадет и, может, не поднимется… А я – поднимусь! Пусть поползаю немного в пыли, но обязательно поднимусь, потому что я всегда поднимаюсь. Маня знала своего мужа и знала меня, потому и просила присмотреть за ним – ведь он почти такой же ребенок, как Пашка».
– Прости меня, Мишенька, – сменив тон, мягко заговорила она. – Я понимаю, каково тебе… Но, слава Богу, Маня ничего не знает и никогда даже не подозревала. Тебе не надо каяться, пусть уйдет спокойно…
Миша повернулся и обнял Свету, благодарный, что сняла с его плеч часть тяжести.
– Будь мужчиной. Маня ведь еще захочет увидеть тебя, проститься, она не должна заметить, что ты плакал.
Он стиснул ее крепче, и, уткнувшись в плечо, прошептал:
– Я не смогу без нее… Что я буду делать без нее?
Она поглаживала его по голове и даже слегка раскачивалась, будто убаюкивая ребенка, когда заметила боковым зрением, что кто-то идет по коридору и остановился рядом. Она хотела посмотреть – кто, но побоялась тревожить замершего Михаила. Пусть успокоится, пусть наберется сил у нее. А она – хоть и не представить ей жизни без Мани – она уж как-нибудь справится.
Ласково, по-матерински, Света поцеловала его мокрую от слез щеку и похлопала по спине.