– Бедняга, он, наверно, решил, что его преследует дьявол!
– А что ты сделала?
– Я сделала ему непристойное предложение… Он не мог меня заподозрить, беря во внимание мой наряд правоверной мусульманки! Хочешь попробовать?
– Конечно! Что я должна сказать?
– Самое похабное ругательство, которое только придет тебе в голову!
Аурелия стала подыскивать себе жертву. Вдруг она заметила знакомую фигуру… Это же ее ангел-хранитель! Вот уж действительно, кого ей обязательно следует проучить… если, конечно, он действительно следит за ней. Она как бы случайно поравнялась с мужчиной и, изменив до неузнаваемости голос, нашептала ему что-то очень-очень неприличное, но соблазнительное. Грек обернулся, кипя от возмущения, а она спокойно обогнала его, будучи абсолютно уверена, что он ее не узнал. Она присоединилась к Софии, довольная своей шуткой, чувствуя легкое возбуждение от того, что под строгой одеждой прячет голое тело.
Они еще пару раз повторили свою провокационную шутку, потом им это надоело, и они отправились во французский квартал выбирать себе духи.
Подруги бродили по рядам, принюхиваясь к каждому пузырьку до тех пор, пока не поняли, что больше не в силах различать оттенки запахов. София остановила свой выбор на смеси ароматов амбры и нарцисса.
– Это тебе подходит. Отныне это будет твой запах…
Она еще долго ходила и выбирала для себя благовония, ароматические масла, карандаши для бровей и румяна самых ярких оттенков. Аурелию больше привлекали ювелирные лавочки. Вдруг она почувствовала на себе чей-то взгляд. Повернув голову, она среди множества лиц сразу увидела одно: это был Давид!
Он сопровождал даму лет шестидесяти, невысокого роста, все еще красивую и элегантную. В ее черных волосах выделялась лишь одна седая прядь. Она шла под руку с пианистом, опираясь другой на трость с серебряным набалдашником.
Аурелия подошла к ним поближе, чтобы услышать, о чем они говорят. Глаза Давида удивили ее: она никогда раньше не замечала, чтобы он смотрел на женщину с таким благоговением, почти подобострастно. Он бережно поддерживал даму за локоть, а она ласково наставляла его:
– Мне бы не хотелось, чтобы ты ходил на этот прием…
– Но, маман… я же вам говорил, что уже дал согласие.
– Ты же знаешь, я так не люблю проводить вечера в одиночестве.
Аурелия не услышала, что ей ответил Давид – в тот момент он повернулся к ней спиной, но зато она увидела, как он склонился и почтительно поцеловал руку своей матери. В это время к ней подошла София.
– Что я вижу? Глазам своим не верю, – прошептала она, – это же Зеавах! Она же никогда не выходит…
– Ты ее знаешь?
– Да. Мне сказали, что она вернулась в Александрию после того, как ее муж погиб в результате несчастного случая. Моя мама мне часто рассказывала про нее, когда я была еще маленькой… Она слыла первой красавицей в Александрии. Ее мать и моя жили в одном квартале… Ты знакома с ее сыном?
– Это он отвез меня к Мустафе.
– Подумать только! А ведь этот бандит ни словом об этом не обмолвился… А он тоже красив, как и его мать… Он тебе нравится, моя голубка?
Аурелия еще долго смотрела им вслед, пока они не смешались с толпой: мать доверчиво опиралась на руку сына, а сын бережно ее сопровождал. Она вновь почувствовала к этому человеку симпатию и даже мимолетное влечение. София нетерпеливо потянула ее за паранджу.
На следующий день София предложила Аурелии перебраться к ней, чтобы жить вместе. Желания Аспик девушка отныне воспринимала как приказы и подчинялась им безоговорочно и с удовольствием.
Однако, несмотря на предпринимаемые ею усилия, она не могла забыть Давида, который на ее глазах с такой нежностью обращался со своей пожилой матерью. История красавицы Зеавах ее очень заинтересовала, и ей захотелось разузнать об этом поподробнее. Вспомнив, что он когда-то, еще при первой встрече в немецком консульстве, звал ее в гости, она решила воспользоваться этим приглашением и нанести ему визит.
София не возражала, когда Аурелия рассказала ей о своих намерениях.
– Что ж, сходи к нему, моя голубка. Но прошу тебя лишь об одном: я не хочу, чтобы он сделал тебя несчастной… Праздник блаженства должен быть радостным, нельзя идти к нему, обливаясь слезами.
Танцовщица достала из своего гардероба роскошный костюм из натурального шелка янтарного цвета. Она сама причесала и накрасила девушку, а также украсила ее шею тяжелым золотым ожерельем. Конечно, Аурелия надела и серьгу бедуинов, с которой больше не расставалась. В завершении ансамбля София нанесла несколько капель духов с запахом амбры и нарцисса в ложбинку на груди девушки.
Серебристый лимузин подвез Аурелию к воротам виллы Давида, которая, по сравнению с особняком Софии, показалась ей серой и дряхлой. Она глубоко вдохнула и нажала на кнопку звонка. Сердце ее трепетало. Никто не открывал. За закрытыми ставнями незаметно было ни малейшего движения. Она уже собиралась вернуться в машину, которая дожидалась ее у ворот, как дверь открылась, и на пороге показался Давид в джинсах и рубашке-поло. В таком виде он был похож на студента. Оценив взглядом лимузин, он заметил:
– Что я вижу! Ты, судя по всему, подцепила эмира!
Он поклонился и театральным жестом пригласил ее в дом.
– Раз уж вы удостоили меня такой чести, принцесса, соблаговолите посетить мое скромное жилище.
Они прошли в просторную гостиную, где давно нужно было сделать ремонт или хотя бы убраться. В лучах солнца, пробивающихся сквозь щели закрытых ставень, летала пыль. Давид предложил девушке широкое кресло, а сам взял табурет и устроился напротив.
– Что же привело тебя ко мне, принцесса? Я думал, что ты уехала вместе с Элен Фроммер. Я давно не получал о тебе вестей…
Аурелия наклонилась к нему и шутливым тоном произнесла:
– Я была на тебя ужасно сердита!
– Неужели?
– Я бы тебя отругала как следует, если б осмелилась!
Он иронически поднял бровь и скрестил на груди руки.
– Давай, попробуй! А я посмотрю, чем это кончится… если будет, на что посмотреть!
Аурелия немного растерялась, но отступать было некуда:
– В тот вечер… помнишь? Ты меня отдал на потеху этим… этим бандитам!
– Ну так и что? Ты же хорошо повеселилась, разве нет?
– А тебе тоже было весело? Когда ты привез меня в гостиницу и оставил в номере? Ты тоже повеселился?
Он запечатлел нежный поцелуй на лбу девушки.
– Я как раз репетировал вариации Гольдберга. Останься послушать, если хочешь…
Аурелия устроилась в кресле и приготовилась слушать, но как она ни старалась сконцентрироваться на рондо, смотрела она только на пианиста, склонившегося над клавиатурой. Вот он какой, настоящий Давид, – ласкающий пальцами клавиши, покачивающийся в такт, погруженный в музыку, отрешенный от всего мира. Она сто раз пожалела, что приставала к нему с глупыми упреками…