Увы, в погоне за золотым тельцом старый доктор пропустил самое главное, а именно: одного из визитеров, который направился не в спальню, где лежало тело, а в кабинет Селиванова, причем найти его сумел не сразу, а только после того, как заглянул в несколько комнат. Оказавшись в кабинете, странный гость зажег свечу и быстро осмотрел бумаги, лежавшие на столе, после чего заглянул в ящики.
Не обнаружив того, чего искал, гость стал лихорадочно озираться и, завидев в углу запирающийся шкаф для документов, стал искать ключи. Их нигде не было видно. Кусая губы, гость смотрел на шкаф, как на смертельного врага, потом решился, сгреб бумаги в центр стола и швырнул туда горящую свечу. Убедившись, что бумага загорелась и огонь стремительно распространяется, поджигатель быстрыми шагами вышел из кабинета и спустился по лест-нице…
– Пожар!
– Горим!
Не прошло и получаса, как заполыхал весь дом. Слуги выбежали наружу, таща в панике первые вещи, попавшиеся на глаза; вдова Селиванова возле дома страшно кричала, зовя детей; наконец Брусницкий чуть ли не силком вытащил их из здания – младшая замешкалась, ловя собачку, которая никак не давалась на руки. Усадьба горела, как факел, и пожар был виден на много верст вокруг.
– Он говорил… – прорыдала Екатерина Семеновна, уткнувшись лицом в плечо доктору, – говорил, что, если его не станет, моя жизнь рухнет… Боже мой! Боже мой, какой ужас!
– Погребальный костер, – пробормотал Брусницкий, косясь на полыхающий дом. – Дом был застрахован?
Селиванова отлепилась от него и молча кивнула, вытирая слезы.
– Надеюсь, конюшни не загорятся, – добавил доктор, – все-таки они расположены в стороне. Та лошадь, которую купил ваш муж, стоит больших денег. Продадите ее, если… если появится такая необходимость. Вам есть где переночевать сегодня?
– Я не знаю… – пролепетала Екатерина Семеновна. – Я… я просто не знаю… что делать, как быть… Все так неожиданно на меня свалилось…
Яков Исидорович вздохнул.
– Я могу пригласить вас к себе, – сказал он, – но у меня все просто, без затей, по-холостяцки. Впрочем, для того, чтобы переночевать, я думаю, мой дом подходит, а завтра утром вы решите, что вам делать.
– Ах, доктор, – воскликнула Селиванова, – я так вам благодарна! Вы… вы просто самый лучший человек из всех, кого я тут знаю! Яков Сидорович… вы, пожалуйста, не думайте, что на пожаре я все потеряла… Я щедро отблагодарю вас за то, что вы сделали!
– Нет, сударыня, – твердо промолвил Брусницкий, – то, что я сделал, я сделал не ради денег, а… а потому, что я честный человек. Оставьте деньги себе, вам они наверняка еще пригодятся… Может быть, вы захотите отблагодарить меня потом, когда у вас все будет хорошо, а я верю, что однажды так и будет…
И ему стало даже немного совестно, когда его собеседница уткнулась лицом ему в плечо и снова заплакала, но на этот раз – с некоторым облегчением. Ведь доктор Брусницкий, которого все считали сухарем, стяжателем и вообще малоприятным типом, оказался таким чудесным, отзывчивым, бескорыстным человеком, и мало того – он пообещал ей, что ее жизнь наладится. В самую трудную минуту ее жизни он протянул ей руку помощи, и Екатерина Семеновна решила, что никогда этого не забудет.
– Так что же вы делаете в моем саду? – спросила Амалия, видя, что доктор Волин медлит с ответом.
– Я нашел, где убили Колозина, – решился Георгий Арсеньевич. – Это произошло здесь. Кажется, его фонарь до сих пор лежит тут, под снегом, – он махнул рукой, указывая, где именно.
Волин с облегчением увидел, что его слова по-настоящему ошеломили Амалию и что она не ожидала ничего подобного. Доктору было бы крайне неприятно думать, что женщина, занимавшая его мысли, могла иметь какое-то отношение к преступлениям, произошедшим в уезде.
– Однако! – вырвалось у Амалии. – А… э… Если не секрет, почему вы… то есть, что навело вас на мысль…
– Я нашел в кармане Колозина бритву, – сказал доктор.
– В кармане? – изумилась Амалия. – То есть в его одежде? А разве Сергей Васильевич… разве следователь из Петербурга не осмотрел вещи жертвы?
– Конечно, осмотрел, – ответил Георгий Арсеньевич, – но он не виноват, что пропустил бритву. Она была спрятана в потайном кармане.
Амалия уже изучила содержимое чемодана Колозина и обратила внимание на то, что кисточка для бритья имеется, а бритвы нет. И вот, не угодно ли, не проходит и часа, как появляется совершенно постороннее лицо, земский доктор, и говорит, что он нашел бритву в кармане шинели убитого студента.
– Но это очень странно… – в замешательстве пробормотала Амалия. – Почему Колозин взял бритву с собой?
– Может быть, потому, что у него была назначена встреча с кем-то, кому он не слишком доверял?
Волин рассказал Амалии о своей гипотезе.
– Я думаю, Колозин через пролом забрался в сад… В руке у него был фонарь, в ночи Дмитрия Ивановича хорошо было видно, и человек, который хотел его убить, просто подошел к студенту сзади и выстрелил. Колозин упал, фонарь разбился, немного крови попало на лист, висящий на кусте… – Георгий Арсеньевич показал на пятно на листе. – А потом убийца, должно быть, перевез тело к Одинцовым, чтобы направить следствие по ложному пути.
– Я все-таки не понимаю, – произнесла баронесса Корф, с любопытством глядя на своего собеседника, – почему вы решили искать место преступления в саду Анны Тимофеевны. Бритва, шантаж, ночная встреча, убийство… Ну допустим. Но почему именно здесь?
Волин смутился. Ему было неловко признаваться, что его вело наитие, а больше всего – желание снова увидеть баронессу Корф, и он сказал:
– Я стал думать, куда Колозин мог дойти ночью пешком. Ольга Ивановна упоминала, что следователь и его помощники осмотрели чуть ли не каждый дюйм в поместье Снегирева, и точно так же изучили дом и сад Одинцовых. Поэтому я вспомнил об усадьбе генеральши…
– Ольга Ивановна – это мадемуазель Попова? – спросила Амалия.
– Ее фамилия Квят, – отозвался Волин. – Она моя фельдшерица. – В то время слово «фельдшерица» употреблялось чаще, чем «медсестра».
– Нет, – покачала головой его собеседница, – Квят – это фамилия ее матери, а сама Ольга Ивановна – дочь Попова, миллионщика. Вы слышали ее историю? Года два назад о ней только и говорили. Она была влюблена, хотела выйти замуж за молодого человека, который считался в свете выгодной партией, родители Ольге не препятствовали… Все было уже сговорено, но за две недели до свадьбы она застала жениха в постели со своей горничной. Одно неприятное открытие потянуло за собой другие, у жениха оказалось множество любовниц, к тому же он успел наделать множество долгов. В конце концов, он вышел из себя и сказал Ольге, что никогда ее не любил и собирался жениться на ней только из-за денег… Что, Георгий Арсеньевич?
– Ничего, сударыня, – однако доктор хмурился, какая-то мысль явно не давала ему покоя. – Я несколько лет безуспешно добивался того, чтобы больницу расширили… и тут неизвестные благотворите-ли согласились оплатить постройку еще одного корпуса…