Аби, бормоча что-то в свое оправдание, схватил метлу и принялся яростно ею размахивать, поднимая облака пыли. Пылинки кружились и танцевали в свете солнечных лучей, проникающих сквозь щели в дощатых стенах. Санграм-младший подошел к Джахану и с тревогой заглянул ему в лицо:

– Ты уже слышал новость?

– Какую новость?

– Насчет Давуда. Он высоко взлетел.

– Что ты имеешь в виду?

– Все только об этом и говорят. Твой друг стал главным придворным строителем.

– Наш Давуд? – выдавил из себя Джахан.

– Ну, теперь он уже не наш. Он теперь вон где! – усмехнулся Санграм и указал на потолок, где в паутине болталась дохлая муха, добыча прожорливого паука.

– Значит… завещание учителя уже вскрыли?

Санграм взглянул на Джахана с нескрываемой жалостью:

– Вскрыли. Ваш учитель выразил желание, чтобы его преемником стал Давуд.

– Что ж… значит, так тому и быть, – пробормотал Джахан.

Он чувствовал, что под ногами у него разверзлась бездна и он стремглав летит туда.

* * *

Несколько дней спустя Кайра, вдова Синана, следуя древней традиции, отпустила на волю нескольких рабов. Первой получила берат [32] Санча.

Джахан всегда подозревал, что необычная наложница, проживающая под крышей ее дома, вызывает у Кайры смешанные чувства. Супруга Синана не могла не испытывать ревности к женщине, разделявшей труды и заботы ее мужа, недоступные пониманию самой Кайры. Но даже если жене Синана и не слишком нравилось, что наложница, переодетая в мужской костюм, работает наравне с мужчинами, она не подавала виду. Джахан не сомневался, что любовь, которую Санча питала к учителю, тоже не осталась тайной для Кайры. Разумеется, это не делало ее отношение к наложнице более приязненным. Между двумя женщинами пролегла пропасть затаенного недоброжелательства, и даже такой опытный строитель, как Синан, не мог навести через эту пропасть мосты. Теперь, когда великий зодчий покинул этот мир, у вдовы не было ни малейшего желания видеть в своем доме Санчу. Тем не менее она вовсе не желала расставаться с ней враждебно. На прощание Кайра не только благословила Санчу, но и осыпала ее дорогими подарками: шелками, тафтой и благовониями. Так, проведя несколько десятилетий в неволе, Санча Гарсия де Эррера, дочь прославленного испанского лекаря, вновь обрела свободу.

Джахан получил от нее письмо, строки которого были исполнены волнения и тревожных предчувствий. В этом письме Санча робко спрашивала, не поможет ли он ей в приготовлениях к отъезду, ибо она даже не представляет, с чего начинать. К Давуду она обратиться не может, говорилось в послании, поскольку тому неведома вся правда о ней. Впрочем, признавалась Санча, временами она и сама уже не понимает, в чем состоит правда и кто она в действительности: ученик архитектора Юсуф или наложница Негриз.

Джахан ответил без промедления.

Моя драгоценная Санча!

Твое письмо доставило мне невыразимую радость и одновременно погрузило меня в пучину отчаяния. Весть о твоем освобождении наполняет мою душу счастьем, весть о твоем отъезде приводит в уныние. В ближайший четверг я приду к тебе и постараюсь помочь. Поверь, у тебя нет повода для тревог и волнений. Не сомневаюсь: перемены, ожидающие тебя в будущем, будут благоприятны, ибо ты давно уже к ним готова.

В назначенный день Джахан встретился с Санчей, которая по-прежнему жила в доме Синана. Впервые за все время их долгого знакомства он увидел ее в женской одежде – в платье с фижмами и кринолином из китового уса, почти такого же зеленого оттенка, как и ее глаза. Волосы, все еще короткие, скрывал головной убор, подобный тем, что носят дамы в землях франков.

– Не смотри на меня так, – попросила она, зардевшись под его пристальным взглядом. – Я чувствую себя смешной и уродливой.

– Но почему? – удивился Джахан.

– Я слишком стара, чтобы носить красивые платья.

Джахан, любуясь порозовевшими щеками Санчи, не отказал себе в удовольствии немного подразнить ее:

– Хорошо, что каменщики на стройке не знали, какая красавица трудится с ними бок о бок. Наверняка они бросили бы работу и стали сочинять любовные стихи в твою честь. Не спрячь ты свою красоту под мужской одеждой, мы не возвели бы ни единого здания.

Санча засмеялась и опустила глаза. Пальцы ее беспокойно перебирали складки платья.

– В этом одеянии ужасно неудобно ходить, – пожаловалась она. – Шнуровка такая тугая, что я едва дышу. И как только бедные женщины постоянно терпят подобные страдания?

– Ты скоро привыкнешь к дамским нарядам, – возразил Джахан.

– Сейчас мне кажется, что на это уйдут годы. Эти платья меня уморят. – Губы Санчи тронула мимолетная улыбка. – Жаль, что учитель не видел меня такой, – добавила она со вздохом.

За окном сияло небо, голубое и чистое, как зеркало. По улице проехала повозка, груженная клетками, в которых сидели охотничьи соколы в колпачках, закрывающих им глаза. Джахан засмотрелся на птиц и не сразу заметил, что Санча плачет. Мужчина, который на самом деле был женщиной; немой, наделенный даром речи; наложница и ученик архитектора в одном лице – она провела всю жизнь во лжи, впрочем, так же как и он сам.

– О чем же ты горюешь? – ласково спросил Джахан. – Я думал, что, получив свободу, ты будешь на седьмом небе от счастья.

– Так оно и есть, – улыбнулась сквозь слезы Санча. – Только… Здесь останется его могила. Здесь останутся все дома и мечети, которые мы построили вместе. Он сделал для этого города больше, чем любой султан.

– Учителя больше нет, – покачал головой Джахан. – С этим надо смириться. Но покинуть этот город вовсе не означает покинуть Синана.

Санча молчала, погруженная в собственные мысли.

– Как ты думаешь, учитель меня любил? – спросила она, поднимая глаза.

– Да… любил, а как же иначе… – ответил Джахан с запинкой. – Не люби он тебя, разве сделал бы своим учеником… ученицей? А ведь учитель подвергал себя немалому риску. Узнай кто-нибудь правду о тебе, Синан не избежал бы неприятностей.

– Да, это правда, учитель и впрямь подвергал себя риску из-за меня, – не без гордости повторила Санча. – Но он никогда не любил меня. По крайней мере, той любовью, какой любила его я.

Джахан не ответил. Впрочем, его собеседница и не ожидала ответа.

– Я слыхала, что в гавани стоит венецианский корабль, который через две недели отправится в плавание, – сказала она.

Джахан кивнул. Проходя поблизости от порта, он видел мачты этого корабля, возвышающиеся над крышами домов и верхушками деревьев.

– Ты поплывешь на этом корабле. Я обо всем договорюсь, – пообещал он.