Никому не было в точности известно, сколько человек обитает за дворцовыми стенами. Тарас Сибиряк, живший здесь дольше прочих, говорил, что людей во дворце так же много, как звезд на небе, как волос в бороде пилигрима, как тайн, которые разносит по земле морской ветер. Те, кто любил более точные цифры, утверждали, что население сераля составляет около четырех тысяч человек. Джахан частенько смотрел на гигантские ворота, отделяющие их внутренний двор от следующего, и пытался представить себе, что же там происходит.
Таинственная жизнь обитателей дворцовых покоев возбуждала любопытство не у одного только Джахана. Это было излюбленной темой разговоров среди работников зверинца. Они постоянно обсуждали вполголоса, вкусную ли халву готовит новый повар, справляется ли со своими обязанностями церемониймейстер и велика ли опасность, которой ежедневно подвергается раб, пробующий все блюда, что подаются на стол султана. Каждую дворцовую сплетню, любой долетавший до них слух работники зверинца обсасывали, словно кусочек жженого сахара. Но конечно, наиболее жгучий интерес у них вызывали наложницы правителя. Одалиски, эти пленительные создания, на которых никому, за исключением самого султана и его евнухов, не дозволялось взглянуть даже краешком глаза, разжигали воображение и воспламеняли фантазию. Пытаясь их представить, товарищи Джахана мысленно рисовали образы, соблазнительность которых граничила с непристойностью. Делиться друг с другом своими фантазиями они не отваживались, ведь любые разговоры о фаворитках султана, даже те, что велись едва слышным шепотом, находились под строжайшим запретом. Впрочем, когда дело касалось султанши, запрет этот постоянно нарушался: слуги ненавидели эту женщину так сильно, что не могли отказать себе в удовольствии приписывать ей все мыслимые пороки.
Об обычаях и нравах гарема ходило множество слухов: иногда правдивых, иногда весьма далеких от действительности. Говорили, что ворота гарема охраняют чернокожие евнухи, лишенные мужского естества столь жестоким способом, что мочиться они могут лишь с помощью особой трубки, которую всегда носят при себе. Как известно, ислам запрещает кастрацию не только людей, но и животных, так что эта операция обычно выполнялась руками специально нанятых христиан и иудеев. Их отправляли на кораблях к берегам Африки, где они ловили подростков и кастрировали их. Некоторые мальчики умирали; тех же, кто выживал, отсылали в Стамбул. Не всем удавалось выдержать долгое изнурительное путешествие, и морские пучины принимали множествоизувеченных детских тел. Лишь немногих, самых сильных и самых удачливых, ожидала высокая честь стать султанскими евнухами. Считалось, что потеря мужского естества – ничтожная плата за столь головокружительную карьеру. Впрочем, так думали не все. Санграм, например, часто повторял, что несчастным детям не только отрезают яйца, но и разбивают сердца. Став жертвами жестокости, они стремятся потом отплатить всему миру жестокостью еще большей и не знают ни снисхождения, ни пощады. Если какая-нибудь наложница попытается сбежать из гарема, евнухи расправятся с нею без всякой жалости, чтобы другим неповадно было последовать ее примеру.
Гарем, самая сокровенная часть дворца, был исполнен скрытого могущества. Его называли даруссааде – обитель счастья. Все покои гарема были связаны потайными коридорами с опочивальней валиде-султан – такой титул носила мать султана. В течение многих лет она каждый день следила за тем, чту сотни женщин едят и пьют, какую одежду носят, какими делами заняты. Ни одна чашка кофе в гареме не была сварена без ее разрешения, ни одна песня не была пропета без ее одобрения. И уж конечно, она, и только она, решала, какой из наложниц следует предстать пред ясные очи повелителя. Главный черный евнух был ее глазами и ушами. Но ныне валиде-султан оставила этот мир. Вся власть, принадлежавшая прежде матери Сулеймана, перешла в руки его супруги, которая, не довольствуясь этим, возжелала большего.
Имя этой женщины было Хюррем (Смешливая), но за глаза многие называли ее зхади – ведьма. У Хюррем имелось немало приверженцев, но еще больше у нее было недоброжелателей и врагов. Последние утверждали, что она якобы приворожила султана, добавив приворотное зелье в вишневый шербет, обрызгав этим зельем его подушку и в ночь полнолуния завязав его одежду узлом. Нарушив традицию, хранимую три сотни лет, султан, сочетаясь с Хюррем браком, устроил церемонию столь пышную, что подробности ее до сих пор обсуждали во всех городских тавернах, публичных домах и притонах курильщиков опиума. Джахан, конечно, не бывал ни в тавернах, ни в борделях, ни в притонах, но Санграм регулярно посещал все эти заведения и приносил оттуда лакомые кусочки сплетен.
Разумеется, никто не знал наверняка, была султанша ведьмой или нет. Но всем было прекрасно известно, что Хюррем обожала всякого рода диковинки и ради удовлетворения этой страсти не останавливалась ни перед чем. Самая крошечная карлица в империи, музыкальная шкатулка с двойным дном, крестьянская девушка, покрытая змеиной кожей, или же кукольный домик из драгоценных камней – все эти редкости она жаждала получить с одинаковым пылом. Султанша любила птиц и часто посещала их вольеры. Один из попугаев – красно-зеленый ара – пользовался ее особым расположением, и Хюррем научила его десятку слов. Эти слова попугай выкрикивал своим пронзительным голосом всякий раз, завидев султана Сулеймана, что вызывало на лице правителя подобие улыбки. Султанша любила кормить с рук газелей и жеребят, а вот к клеткам с дикими животными приближалась крайне редко. Оно и к лучшему, думал Джахан, до дрожи ее боявшийся. Да и как не трепетать перед женщиной, способной читать чужие мысли и похищать чужие души?
В первые недели в зверинце не случилось никаких особых событий. Чота поправлялся, к нему постепенно возвращались аппетит и хорошее настроение. Слон набрал вес, кожа его вновь стала упругой и блестящей. Ему выдали две попоны: одну повседневную, из синего бархата, расшитого серебряной нитью, а вторую – праздничную, из блестящей тяжелой парчи. Джахану нравилось трогать эти попоны, ощущая пальцами переплетения затейливых узоров. Он больше не сожалел о предметах роскошного убранства, которыми снабдил слона шах Хумаюн и которые бесстыдно присвоили головорезы капитана Гарета.
По ночам, стоило мальчику закрыть глаза, из сумрака выступало ненавистное лицо отчима. О, как Джахану хотелось вернуться в родную деревню и убить мерзавца, из-за которого умерла его мама! Ведь этот негодяй пинал бедную женщину ногами в живот, хотя она была беременна и он прекрасно об этом знал. Сердце Джахана полыхало жаждой мести, но разум твердил, что время еще не пришло. Он непременно поквитается с отчимом, но не сейчас. Сперва надо похитить драгоценности султана, чтобы отвязаться от капитана Гарета. А если уж Джахан решится на столь отчаянный шаг, то, конечно, и себя не обидит. До крайности глупо будет отдать все сокровища капитану, ничего не оставив себе. Разумеется, он кое-что припрячет и вернется домой богатым и могущественным. Сестры с ума сойдут от радости, когда Джахан появится на пороге. Они ведь наверняка думают, что им больше не суждено увидеть брата, что тот погиб или пропал без вести. Увидев его живым и здоровым, они в первые минуты глазам своим не поверят. А он сначала покроет руки сестренок поцелуями, а затем бросит к их ногам свою добычу – бриллианты, изумруды, рубины.