Джахан тем временем подошел к учителю, который сжал его в объятиях.
– Я чуть с ума не сошел от страха за тебя… – бормотал Синан. – Но я так горжусь тобой, сынок, так горжусь…
Прочие ученики тоже обняли своего товарища. Но от них исходил холодок, и Джахан не мог этого не почувствовать. В глубине души все трое досадовали, что этот выскочка вновь сумел выделиться, оставив их в тени.
Выяснилось, что янычар-ага действительно болен. Однако вовсе не это обстоятельство послужило причиной бездействия солдат, не получивших должных распоряжений. Янычары давно уже требовали повышения жалованья, но великий визирь не спешил обременять казну новыми расходами. По всей видимости, янычары полагали, что их бездействие на пожаре сделает власти более сговорчивыми, ибо чиновники воочию убедятся, сколь велика их зависимость от армии.
Слон и погонщик, покрытые сажей и пропахшие дымом, отправились в дом Синана. Там Джахан осмотрел и перевязал подошвы Чоты. Два когтя у бедного животного были сломаны, ступни кровоточили, кожу покрывали ожоги. Джахан знал, шрамы от этих ожогов останутся у слона на всю жизнь.
* * *
Несколько часов спустя Джахан, стоя в саду учителя, смотрел на раскинувшийся внизу город. Клубы дыма по-прежнему поднимались к небесам. Близился рассвет, но птицы молчали, и даже чайки не встречали солнце своими криками. Город погрузился в тишину. Не слышно было ни потрескивания очагов, ни людских голосов. Похолодало, и дышать прохладой после раскаленного воздуха пожарища было особенно приятно.
После того как пожар потушили, стало ясно, сколь опустошительным он оказался. За исключением еврейского квартала, построенного из камня, выгорели почти все городские улицы.
– Пожар – наш наставник, – сказал Синан, когда ученики вновь собрались в его доме. – Он преподал нам хороший урок.
На той же неделе Синан побывал во дворце, где получил необходимое разрешение на строительство. Позабыв про сон, он принялся вычерчивать планы. Согласно этим планам, улицам вновь отстроенного города предстояло стать на несколько локтей шире. Дома главный придворный строитель решил возводить исключительно каменные или кирпичные, высотой не более двух этажей.
Но, едва узнав о его планах, горожане стали выражать недовольство. Синан был прав, когда назвал пожар наставником. Но Стамбул обладал короткой памятью и быстро забывал все преподанные судьбой уроки.
Однажды вечером Санграм, как в прежние времена, явился к Джахану с миской султача. За минувшие годы индус очень постарел и одряхлел, голова его беспрестанно тряслась, словно он спорил с невидимым собеседником. Джахан с благодарностью принял угощение. Глядя, как он ест, Санграм спросил:
– Слышал, что выкинул твой старый знакомый, Безумный Капитан?
Джахан едва не выронил ложку.
– Что?
Выяснилось, что корабль капитана Гарета вместе с другими судами оттоманской флотилии принял участие в сражении с неприятельской армадой. В ходе битвы капитан решил, что настал подходящий момент укусить руку, кормившую его все эти годы, и стать предателем. Начав сражение на стороне Оттоманской империи, он переметнулся к папе римскому. Теперь ему не суждено было вернуться в Стамбул, где, согласно оттоманским законам, предателей ожидала мучительная смерть: им живым выпускали кишки. Вряд ли у капитана Гарета имелось желание подвергать себя подобному риску. Вновь сделавшись христианином, он теперь бороздил моря под новым флагом, охотясь на корабли султана, и был вполне доволен своей участью.
Джахан слушал, потрясенный до глубины души. Воспоминания нахлынули на него лавиной. Кто, как не капитан Гарет, был причиной того, что он оказался в придворном зверинце? Ведь именно в голове капитана родился замысел выдать безвестного мальчишку за погонщика слона и поселить его поблизости от дворцовых сокровищ. Для того чтобы осуществить этот замысел, капитан и его матросы избавились от настоящего погонщика-индуса, бросив того в море.
– У этого парня был мерзкий характер, – так объяснил свой поступок капитан.
Джахан так никогда и не понял, каким образом Гарет мог судить о характере человека, который ни слова не знал ни по-английски, ни по-турецки и проводил целые дни в молчании, глядя на волны, бьющиеся о борт корабля. В трюме находились товары из Индии и измученный тяготами пути белый слон. Джахан, парнишка из маленького анатолийского городка, сбежал от отчима и устроился на этот корабль юнгой. О слонах он не знал ровным счетом ничего. Внезапно Джахана пронзила догадка: недаром, ох недаром Санграм рассказал ему о судьбе капитана Гарета!
– Ты обо всем догадался… – прошептал он.
– Это было нетрудно, – пожал плечами Санграм. – Ты сказал, что родом из Индии, но при этом не говоришь ни на одном из наших языков. Все твои рассказы о прежней жизни – несусветная чушь.
– Но почему ты меня не разоблачил? Ты мог во всеуслышание заявить: «Этот мальчишка врун. Он не тот, за кого себя выдает».
– Именно так я и собирался сделать поначалу… – улыбнулся Санграм. – Но потом передумал. Мне не хотелось тебя губить. Видно было, что ты и так вдоволь хлебнул лиха. Пусть себе живет, решил я.
Джахан встал и поцеловал жилистую руку старого индуса.
– Тогда ты был совсем мальчишкой, а теперь вырос и возмужал, – сказал Санграм. – Сердце радуется, когда смотришь на тебя.
Джахан прикусил губу.
«Как странно все устроено в этом мире, – пронеслось у него в голове. – Всю жизнь я тешу себя несбыточными мечтами и сетую на судьбу за то, что она недостаточно щедра и милостива. А этот человек спас мне жизнь, не ожидая в ответ даже слова благодарности. Наверное, лишь тот по-настоящему счастлив, кто умеет давать, не требуя ничего взамен», – подумал Джахан.
Султан Селим, любитель развлечений и удовольствий, решил расширить придворный зверинец и поселить там новых животных. В отличие от своего отца, который вряд ли помнил о существовании зверинца, новый правитель интересовался жизнью его обитателей. Он часто наведывался туда, иногда один, иногда в обществе своих придворных. Более всего его занимали огромные кошки – тигры, пантеры и львы. К тому же, по непонятным причинам, Селим питал симпатию к страусам. Потешные выходки обезьян, их ужимки, прыжки и вопли также неизменно забавляли правителя империи. Но более прочих султан полюбил Чоту. Он обожал ездить на слоне, и по его приказу были изготовлены роскошный хаудах и удобная складная лестница. Чота получил новый головной убор – бирюзовый, украшенный золотыми кистями и павлиньими перьями. К ужасу Джахана, погонщику тоже был пожалован смехотворно яркий наряд: серебристая куртка, расшитая синими тюльпанами, и белый тюрбан. Султан питал слабость ко всему пестрому и блестящему и требовал, чтобы окружающие соответствовали его вкусам. Любитель поэзии и стрельбы из лука, бо́льшую часть времени он проводил в обществе придворных шутов и карликов, предпочитая их незамысловатые шутки скучным рассуждениям визирей и советников.