– Ты его все еще любишь, не так ли? – Прежде чем я успела ответить, он продолжал: – Я ведь видел, как ты танцевала с ним сегодня вечером.
– Нет, я всего лишь…
– Я мечтал, чтобы ты отдала мне свое сердце, но, полагаю, я слишком многого от тебя хочу. Вот почему я и убежал. – Он опустил взгляд, а потом снова взглянул на меня с надеждой. – Пенни, я был бы счастлив, если бы ты испытывала ко мне хотя бы половину той любви, которую испытываю к тебе я.
– О, Колин, – только и могла сказать я. Я посмотрела на него и ободряюще сжала его руку.
Его глаза снова засветились.
– Нет, я о другом, – сказала я, отпуская его. – Дело в том, что тебя тут разыскивали двое мужчин. Они утверждают, что тебя обвиняют в государственной измене.
Он смотрел на озеро, не произнося ни слова.
– Значит, это правда?
Он поднял руку к шее и снял серебряную цепочку с армейскими жетонами. Я рассматривала металлические пластинки в те ночи, когда мы были вместе, держала их в руках, слушала, как они позванивали на обнаженной груди Колина. Как-то я даже спросила его о службе в армии, но он избегал разговоров об этом. До этого вечера.
Он раскрыл мою ладонь и положил туда серебряную цепочку, согретую теплом его тела.
– Это не мои жетоны, – сказал он. – Я никогда не хотел служить в армии, но когда мне исполнилось восемнадцать, отец отвел меня на призывной пункт, заявив, что служить своей стране – большая честь. Я хотел, чтобы он мной гордился, но не понимал тогда, что на самом деле отказываюсь от собственной жизни.
Я внимательно слушала его.
– Сначала я думал, что в Корее нас ждут сплошные приключения, но, попав туда, я понял, что совершил ужасную ошибку. Я знал, как строить лодки, но никогда не собирался использовать их для того, чтобы убивать людей. Пенни, вокруг я видел только смерть и разрушение. Женщин и детей убивали, свистели пули, разрывались снаряды. Однажды, после того как мы атаковали деревню, я увидел маленького корейского мальчика. Он был ранен. Я взял его на руки и держал, пока он не умер.
Я отвела глаза, мне было тяжело слушать.
– Когда на мое подразделение напали корейцы, мы находились за несколько миль от базы. Тем вечером нас отпустили отдохнуть, – продолжал Колин. Я не была готова выслушивать его рассказ, но чувствовала, что ему надо выговориться. – Один из погибших солдат сильно обгорел. Узнать его было невозможно. Его звали Колин, и это была его последняя командировка в Корею. На следующий день он должен был уезжать в Нью-Йорк. В ту ночь я подумал, что мне предстоит принять непростое решение: либо я вернусь на базу и продолжу сражаться на этой проклятой войне, либо начну новую жизнь под чужим именем.
– Поэтому ты и взял его жетоны, – сказала я. – Ты присвоил его имя.
– Да, это так, – сказал он. – Пенни, мне гордиться нечем. Но мне предстояло с этой ложью жить. Из-за этого я и вынужден всегда скрываться.
– А как же его семья? Они, наверное, думают, что он пропал без вести во время войны?
– Когда я вернулся домой, то отправился проведать его родственников. И рассказал им всю правду. Они не были в восторге от того, что я сделал, потому что хотели похоронить тело сына как полагается, а не поставить над могилой памятник с моим именем. Но я отдал им все деньги, что у меня были, все, до последнего цента, что в то время было немало. Я построил четыре лодки и участвовал в строительстве еще полудюжины, поэтому заработал на войне неплохие деньги. И мне показалось справедливым отдать эти деньги его семье.
– И они согласились молчать?
– Я надеялся, что так и будет, – сказал он. – Но, думаю, в конце концов они все же обратились в полицию. Я догадывался, что они так и сделают, когда деньги закончатся.
– И ты теперь в бегах?
Он взял меня за руку.
– Да. Надеюсь, вместе с тобой.
– Но… то, что ты сделал, – это же мошенничество. Я даже не знаю, как тебя зовут по-настоящему…
– Сэм, – сказал он. – Сэм Лири.
Имя показалось мне странным и совершенно чужим.
– Я не смогу называть тебя так, – сказала я.
– И не называй.
– Но как теперь я могу быть уверена, что знаю тебя?
Он взял мою руку и прижал ее к щеке.
– Ты знаешь, что чувствует мое сердце, и этого достаточно.
Я смахнула со щеки слезу.
– Что же будет дальше? Что нам делать?
Он с нежностью посмотрел на меня.
– Мы уедем вместе.
Я взглянула на причал, откуда раздавался громкий смех Декстера, а потом робко повернулась к Колину.
– Но я…
Колин отступил назад. Он был задет моей нерешительностью, я это знала. Но он все же улыбнулся, чтобы разрядить обстановку.
– У тебя же есть билет, не так ли?
– Да, – сказала я, улыбаясь. Не так давно Колин выдал мне «билет» для поездки на яхте. Я хранила его среди своих самых дорогих сокровищ в старом сундуке в гостиной.
Колин потер лоб и с сомнением посмотрел на меня, словно решая, стоит ли сообщать мне что-то или придержать это при себе.
– Есть еще кое-что, о чем ты должна знать.
Я подумала о человеке, который заказал Колину яхту.
– Колин, разве заказчик не ждет, чтобы ты привез ему лодку?
– Я ему ничего не должен, – ответил он. – Я получаю деньги за свою работу, только когда доставляю яхту заказчику. Такова наша договоренность.
– Понятно, – с облегчением произнесла я. Но он по-прежнему был озабочен.
– Пенни, человек, который заказал эту яхту, может быть тебе знаком.
Я удивленно посмотрела на него.
– Кто же это?
– Роберт Уэнтуорт.
– Но это же…
– Твой свекор.
– А Декстер об этом знает?
Колин наморщил лоб.
– Не думаю.
– Потому что Декс не общается со своим отцом уже несколько лет.
От этой новости у меня закружилась голова. Декс отказался принимать финансовую помощь от своей богатой семьи, когда мы собирались пожениться. И все же я всегда подозревала, что в их отношениях не все так просто. Я вспомнила о чеках, которые мы получали от неизвестного покровителя – того самого, который оказывал Дексу наибольшую поддержку. Отправляла эти чеки какая-то корпорация, название которой мне ни о чем не говорило, но подпись… ее я точно раньше где-то видела. Человек, ставивший свою подпись под денежными переводами, имел весьма характерный почерк – округлая буква «п» и длинный хвостик у «y». Но я отбросила мысли о Дексе и его отношениях с меценатами, поскольку гораздо больше меня тревожила ложь Колина.