Бронтотерий с надсадным рыком перевернулся на брюхо, встал на колени, и с неожиданной для такого огромного и нескладного существа прытью дёрнулся влево. Чумбур затрещал и лопнул, освобождая зверя. Тяжёлой рысью, бронтотерий побежал к скальным останцам, возвышавшимся над снегом. Причина этого поведения стала ясна, когда из-за ближайшего останца врассыпную прыснули трое, на бегу кидая луки, тулы, и сбрасывая шубы. Ни само бегство, ни эти ухищрения совершенно не могли спасти их от преследователя, уже успевшего разогнаться до скорости грузового паровоза на долгом перегоне под гору. Этот бронтотерий видел, конечно, ещё вдвое хуже своего среднего собрата, но гигантские звери, даром что подслеповаты, обладали прекрасными нюхом и слухом. Выбежавшие из-за останца получили наглядную, но трагически кратковременную возможность в этом убедиться перед тем, как раздвоенный рог описал широкую дугу, опрокидывая всех троих кривому бронтотерию под ноги.
Избор пустил коня вдогонку.
– Ума решился? – бросил ему вслед Деян.
– Он же ранен, – как несмышлёнышу, объяснил старому йомсу Дубынька конюшонок и поскакал за учителем.
Примерно через полтора диалепта, оставшиеся в упряжи звери успокоились достаточно, чтоб их можно было распрячь. Сивояра заняла своё место в прицепе. Манометры были обозначены «цилиндр один, первая стадия», «цилиндр два, первая стадия», и так далее, за исключением одного, согласно подписи, отвечавшего за «давление в резиновой курице». Рейфнир ранее пытался объяснить историю за этой таинственной отсылкой, но единственное, что стало ясно из его путаного рассказа, это что показания куриного манометра не следовало принимать во внимание при подъёме ракеты. Перед самим Рейфниром, стрелка ещё более загадочного прибора вообще отмеряла «Овноурсы».
Подъём прошёл почти без сбоев – гидравлика одного из трёх цилиндров второй стадии дала течь, что в мало-мальски обычных обстоятельствах привело бы к отмене пуска, но Самбор с Атаульфом убедились, что ни одна из струй гидравлической жидкости не попала на первую ступень ракеты, и велели продолжать пуск, не отступая от циклограммы.
– Готовность диалепт! – объявил Аркил.
– Есть готовность диалепт! – отозвались ватажники.
– Ключ… – Аркил не успел договорить «на пуск».
По этому приказу, Рейфнир должен был повернуть ключ, и последовательность подготовки ракеты к взлёту переходила в автоматический режим, но Атаульф, наполовину высунувшийся наружу через люк в крыше, сверху тронул Аркила за плечо:
– Чолдонцы!
– Чтоб я сдох, – Самбор высунулся из-за бронедвери, смотря вниз за край плоскогорья. – Ещё немного, они так прямо в газоотводный лоток въедут.
– Несколько диалептов у нас есть, – прикинул Атаульф. – Подождём с пуском.
– Наоборот, сейчас и надо запускать, – пальцы Рейфнира нависли над ключом. – Чолдонцы же!
– На плоскогорье им не подняться, а запустим, как поближе подойдут, всех их выхлопом выжжем! – объяснил Атаульф.
Самбор пробормотал: «Я каждому скажу, тебе»… Сивояра только успела обрадоваться, что может опознать древние стихи, «Предупреждение» Аксиагасто, как мечник вместо «ключи надежды» закончил: «…лучи поноса».
– А зачем? – громче, чтоб все в прицепе слышали, спросил мечник.
– Как зачем? – удивился Атаульф. – Чолдонцы же! Как у Щеглова Острога!
– Те были у Щеглова Острога, – Самбор шагнул вовнутрь прицепа. – А эти не были.
– Всё одно ж, чолдонцы! Потом, Ардерик! – Атаульф указал на ракету.
В число полезной нагрузки действительно входила маленькая сфера с прахом великого мистагога, которой предстояло при разделении второй и третьей ступеней ракеты отправиться в самостоятельное путешествие. Под световым парусом, спустя многие эоны сфера должна была достичь центра галактики. Ардерик не только завещал так распорядиться своими останками, но и оставил Поволяну сыну Буреслава подробный чертёж сферы, паруса, и системы его развёртывания.
– Что Ардерик? – Самбор боком протиснулся мимо Сивояры к Рейфнировой приборной доске.
– Как что? Они будут его рабами в Хель!
– Его дух будет скитаться меж звёзд, а не гнить в Хель! И уж кому-кому, а Ардерику-то на что сдалась такая прорва таких тупых рабов? Нет, на ближайший месяц гекатомб хватит!
С этими словами, Самбор отстранил Рейфнира, навис над приборами, и со щелчком повернул пусковой ключ.
У чолдонского гонца, что прискакал под стены Щеглова Острога и принялся размахивать белой тряпкой на деревянной рогулине, запасных жизней было никак не меньше, чем у дюжины кошек. Стражи на башнях слишком хорошо помнили предательство дикарей, попытавшихся взорвать одни из городских ворот, прикрывшись знаком Яросвета. Пули из волкомеек, тайфуров, и гингальсов полетели в сторону чолдонца, остановившегося на холме. Дикарь спешился, пальба продолжалась. Некоторые стражи перестали стрелять, когда чолдонец положил кривой меч и пищаль наземь. Когда же он сбросил доспехи и поддоспешник и голый, волосатый, и грязный пошёл к воротам, крутя над головой рогулиной с тряпкой, огонь наконец прекратился. Как в своё время справедливо сказала Зима посадница, варвары – те по другую сторону стен. Всё равно, тут дикарю ещё раз крупно повезло: Сигурбирну с пищалью вовремя заметили и с трудом успели оттащить от бойницы два крепких мужа.
Не смертельно, но больно помятый вышедшими из ворот острожцами гонец (мы не варвары, но и не гутанские отшельники всё-таки) звал «на замиренне» «Зиму вожу», а с ней довольно странный перечень «каюр», «камов», и «могутов», куда понятным образом попали старшины влиятельных острожских цехов (Торкель мусорщик, Фритигерн кузнец, Кадфан горняк), Акерата вестница, Карл Боргарбуйн, Горм и Буах из Ралланда, Самбор мечник и Кромослав староста с Поморья, и альбингские вожди Дубх и Шолто. Уже не столь объяснимо, перечень включал Атаульфа из Гнёва, Кромфрида Щуку, пару-тройку более или менее случайных острожцев, и уж совершенно непонятно с чего – Унферта вестовщика с Энгульсея.
Само по себе существование такого перечня, заученного наизусть неграмотным чолдонцем, насторожило жителей Щеглова Острога – неужели в городе завёлся лазутчик? Объяснение оказалось проще: все имена (и никакие другие) упоминались в передовице «Боды», описывавшей битву у Бывшей Заставы и её непосредственные последствия. Поэтому приглашение в числе прочих получил и Яросветов жрец, через два дня после битвы заразивший себя лёгочной лихорадкой, чтобы испытать первую лекарственную смесь, оказавшуюся недостаточно действенной. Вскоре после этого, Боргарбуйн выгнал из покоя жриц Свентаны, дополз до мертвецкой, заперся там, передал состав второй и третьей возможной смесей ученикам по телефону, и подорвал самодельную термитную бомбу, превратив себя и заразных покойников в уголь. Вторая смесь работала заметно лучше: не только помогала больным одолеть лихорадку, но и, по уверениям жрецов, кратковременно предохраняла здоровых от заражения.