Аса выпятила нижнюю губу, фыркнула, подняла своего жеребца на дыбы, и повернула за ним. Горму ехать было ближе всего – его сотня возглавляла поезд. Он тронул пятками бока лошади, чуть прибрав правый повод, и двинулся в направлении передовых коней Ламби и Кнура. На волокушах, состоявших из хомута и пары оглобель, сзади соединенных легкой плетенкой, возили сено в сенокос. Кнур догадался, что если к десятку уже имеющихся добавить еще двадцать наскоро сработанных, да захомутать тридцать добрых (или хоть каких получится) коней, можно сильно огорчить врага, прячущегося за деревянной стеной на валу со рвом. Рядом с каждым всадником шли по два пеших воина, придерживаясь за стремена. Кони, определенные первой сотне, собрались, сказать честно, так себе – все два десятка настоящих боевых тяжеловозов забрал себе ярл. У некоторых же кляч, бредших за коньком Ламби, разве что шкура не была перелицована. Горм занял свое место между кузнецом и ловчим, и пустил кобылу шагом.
– Слушай, если что… – начал он, обратившись по-венедски к Кнуру.
– Да, да, присмотреть за псом, что в Ноннебакке оставлен, и помнить клятву, что ты дал у края Мегорского ледника, уже сто раз тебе поди обещал. Раз уж мы в этом русле, обидно будет, если помру, да не узнаю. К кому ты последние дни в Альдейгье обедать-то ходил, когда не к Бушуихе?
– Откровеность за откровенность. Почему ты домой передумал возвращаться?
– Тьфу, пропади оно! Я думал, несколько месяцев или год меня в деревне не будет, все позабудут, почему я уехал, вернусь, отцу мех паровой куплю, женюсь, например, на старостиной внучке… Так нет! В Альдейгье в корчму зашел, там купец только с запада вернулся, и всем рассказывает: «Переправлялся я через Вайну, так на лодке мне рассказали, что сын тамошнего кузнеца…» Тьфу.
– Да, – Горм покачал головой. – А к кому я обедать ходил? К Поладе вдове, и нечего тебе ухмыляться, умная женщина, мужнино торговое дело ведет, дочку растит.
– Полада – это не она ли за твоим столом на Найдениной свадьбе сидела? Глядел я на ее перси – лепота… Так ты к ней обедать ходил или..?
– Женщине надо первым делом в глаза глядеть, а не на перси, и про это я тебе рассказывать не обещал. Одно скажу – мои дети все отца знать будут…
Заброшенное и заросшее вереском поле сменилось редколесьем. Горм разглядел свет, проблескивавший впереди с одного из деревьев на небольшом возвышении – знак от разведчика с зеркальцем, и повернул лошадь, ненадолго подобрав один из ремней поводьев. Разведка была вверена Карли, очень сообразительному пареньку с одного из дальних хуторов, найденному Хельги и отличившемуся в ответном набеге младших Хёрдакнутссонов на тайную пристань работорговцев. Карли набрал несколько мальчишек и пару девчонок своего возраста или моложе, хорошо знавших лес, и поручил им найти путь к Слисторпу по заброшенным тропам, полям, и перелескам. На проезжих дорогах и поблизости не было прохода от разбойников, «собиравших пошлину» именем Гнупы, и было не исключено, что некоторые из них действительно ему отвечали, а успех набега в значительной степени зависел от внезапности.
Солнечный зайчик скакнул в поле зрения Горма еще дважды и исчез. Внук лихих дедов – Рагнара и Бушуя – попытался разглядеть следопыта, державшего зеркальце, но безуспешно. Тот был слишком хорошо скрыт листвой. Горм принял вправо, бросив через плечо:
– Первая сотня держи вправо, Слисторп за этим холмиком, передай ездоку за тобой.
С вершины холма через деревья стал виден «Гнупин гадюшник.» Его внешняя стена была треугольной, с деревянными башнями по углам и посреди каждой стороны. Стены стояли на невысоком земляном валу, перед которым во рву тускло блестела вода. На дальних сторонах треугольника, стена была пониже и шла вдоль воды. С севера, это был фьорд Слиен, с востока – озеро в устье реки, впадавшей в тот же фьорд. Ближе к углу с восьмиугольным срубом башни, обращенной к лесу, на холме стоял собственно замок, окруженный второй, каменной стеной. Ветер дул в сторону леса. Запахи, которые он доносил, скорее отвадили бы случайного проезжего, чем привадили – в их сложной и неприятной смеси явно вело дерьмо. Впрочем, с дерьмом почти готовы были потягаться за первенство тухлая рыба и то ли дохлая лошадь, то ли что-то мертвое еще похуже. В поле между лесом и городом вереница рабов еле-еле шевелила мотыгами. Два пеших надсмотрщика с дубинками сидели рядом на меже.
– Поезд, стой. Лучника вперед, – сказал Горм, остановив коня и подняв руку.
На его зов вышел один из пеших воинов с тисовым луком, в длинном кольчужном хауберке и с кожаными наручами, покрывавшими руки ниже локтей, на вид ровесник Хёрдакнута.
– Ты Хеминг?
– Я Торкель, Хеминг мой брат.
– С какого расстояния ты сможешь снять этих двоих?
– Шагов с четырехсот.
– Держись за стремя. Ламби, как только я махну, веди сотню к стене, – Горм пустил кобылу рысью, Торкель побежал рядом, одной рукой схватившись за Гормов сапог, другой держа лук и две стрелы. Лошадь была неплохая, но слегка мелковатая для всадника, и не обученная всяким хитростям, про которые Горм слышал в Гардаре. Там говорили, что к югу от Мегорского ледника, в степях вдоль Танаквиль-реки, выращивали коней, способных по приказу, например, сосчитать, отбивая копытом, до десяти, или лечь наземь. Последнее могло бы сейчас пригодиться – стоящий конь в чистом поле сильно заметнее лежащего. С другой стороны, Гнупины надсмотрщики, похоже, не заметили бы и внезапно случившегося стада случающихся мамонтов…
Горм остановился и спрыгнул с коня. Лучник уже натянул тетиву, вдохнул, задержал дыхание, пустил стрелу и, не переводя дух, вынул вторую изо рта и пустил вслед за первой. Тем временем, первая стрела уже нашла свою цель в спине ненаблюдательного носителя посредственной дубинки. Его грязный собрат по тупому ремеслу едва успел понять, что произошло что-то из ряда вон (и окровавленным наконечником из грудной кости) выходящее, и повернуться, как вторая стрела поразила его в грудь чуть ниже горла. Горм прыгнул обратно в седло и поднял руку. На беду, одна из рабынь бросила тяпку и завизжала. Звук еще не донесся до южной башни, а вереница коней с волокушами уже показалась из леса.
– Вперед, ко рву! – закричал Горм и выхватил меч.
Разгнупление Танемарка началось. Первая сотня, кто на конях с волокушами, кто бегом, устремилась от кромки леса к участку стены чуть слева от южной башни, где края рва слегка осыпались. Ламби и Кнур достигли рва первыми. Кнур развернул коня, дернул за веревку, соединявшую половинки хомута, и поскакал на освобожденном от волокуши жеребце обратно вверх по холму. Подоспевший за ним пеший дружинник поднял оглобли и опрокинул волокушу со стожком сена в ней в ров. Веревка на хомуте коня Ламби не развязалась. Ловчий выпрыгнул из седла, вытащил сакс, и принялся пилить им веревку. Стрела с башни пронизала конскую шею. Конь встал на дыбы, захрипел, из его горла хлынула кровь, обдав Ламби, наконец, животное вместе с волокушей упало в ров, расплескав воду. Ламби бросился бежать к лесу. Еще одна стрела отскочила от его шлема.
– Вперед, вперед, заваливаем ров! – Горм торопил остальных всадников, но их лошади уже давали все, что могли. Одна кляча вообще не добралась до стены, попав ногой в нору какой-то зверюшки. Резкий хруст сломанной кости и жалобный крик кобылы на миг перекрыли другие звуки – кличи защитников Слисторпа, пытавшихся собрать побольше лучников на стене, свист стрел, и топот копыт. Наконец, конник бережно погладил кобыле шею, рукой прикрыл ей глаз, а другой перерезал горло. Тем временем, два пеших воина перерубили топорами веревки, крепившие стог к плетенке, и покатили его ко рву.