— Как же ты мне надоел! — сказала Роза и резко ушла из его объятий. — Чего ты хочешь от меня? Я устала!
— У меня Виктор пропал. Уже более недели его ни дома, ни на работе, я написал заявление в милицию. Идет расследование.
Роза повернулась, и в ее глазах Кошерин прочитал интерес, словно он был для нее совершенно незнакомым человеком, и вот сейчас она с ним знакомится и от того, какое он впечатление произведет, и будут зависеть их дальнейшие отношения.
— Что значит, не пришел домой? Он что — сбежал от тебя?
— Зачем ты так, как он может сбежать от родного отца?
— Очень просто, я бы сбежала от человека, кому даже не знаю, что тебе сказать…
От этой фразы, которую Кошерин не любил, ему стало сразу тепло и уютно, и он потянулся снова к Розе, но та предупредительно отступила на несколько шагов.
— Ты любого человека можешь довести до…
Тут Роза быстро обернулась к плите и открыла духовку, из которой выплыло ароматное облако пара.
— А кисло-сладкое для кого готовишь? — не удержался Кошерин, хотя сдерживал себя их последних сил.
— Не знаю. Просто захотелось. И все. Сама себе хочу устроить праздник. Сегодня ровно 20 лет, как я попала в твою зависимость, так что ты пришел правильно.
Господи, как же он мог забыть? 20 лет, это дата, больше чем серебряная свадьба! Целая жизнь.
— Значит, ты никого не ждешь? А я подумал…
— Ты подумал, ты всегда думаешь только не о том. Так куда же делся твой сын? Это новость!
Кошерин примостился на угловом деревянном диванчике рядом с маленьким телевизором «Самсунг», который практически никогда не работал, и все подробно рассказал Розе. Рассказывая, он попутно думал, что теперь его с Розой объединит это событие, что она должна пожалеть его. Роза по природе своей всех жалела, и удивительно было, что она до сих пор не завела ни кошки, ни собаки, с кем бы и поговорить было, и кто бы скрасил ее одиночество.
Может, потому и не заводила, что потом тяжело бы переживала их болезни и смерть, а она достаточно напереживалась с больной матерью, которая умерла пять лет назад.
Роза преподавала в музыкальной школе фортепьяно, считалась отличной пианисткой. С ней, собственно, Кошерин и познакомился на концерте в Октябрьском дворце, где она выступала на юбилее его треста. Она тогда была студенткой консерватории, и ее пригласили, как лучшую студентку.
Кошерин тогда просто заслушался ее Шопеном, который был его любимым композитором.
Конечно, он полный идиот, что не развелся с Кристиной, сейчас, может быть, у них были бы свои с Розой дети, она так мечтала о ребенке.
Я просто сволочь, сказал себе Кошерин, сидя на кухне и слушая свой рассказ, который должен был вызвать у Розы сочувствие. Я погубил ее жизнь. Я всегда искал у нее сочувствия и сожаления, искал у нее защиты, а сам ничего не давал.
— Где же он может быть?
— Я и сам понять не могу, ты уж меня прости.
— За что я тебя должна прощать? — остановилась возле Кошерина Роза.
— За все, — коротко бросил Кошерин. — Я твою жизнь погубил, ты ведь могла от меня иметь ребенка.
— Погубил, — эхом повторила Роза. — Причем здесь сейчас это. Тебе стыдно стало, потому что у тебя никого не осталось. Или скоро не останется.
— Да, я это знаю. Давай поедим. Твое кисло-сладкое издает немыслимые ароматы.
— Послушай, а Галя? Она, кажется, работает в Павловке, ведь с Виктором, если мне не изменяет память, они собирались пожениться.
— Собирались. Давай есть.
— Обожди. Ты у ней был?
— Зачем?
— Может быть, она знает.
— Я же не следователь, пусть Смирнов этим занимается. У меня своей работы выше крыши.
— Ну, конечно, тебя своя крыша всегда больше всего интересовала.
Роза выгнулась и выпрямлено пошла к плите.
Кошерин улыбнулся, он любил эту ее привычку, все время следить за осанкой. Она и за фортепьяно сидела с выпрямленной спиной, а руки красиво летали над клавиатурой. Роза была аккуратисткой во всем. Заметит на плите пятнышко, пока не вытрет, не успокоится. Она и учеников своих муштровала так, что не всякий выдерживал.
Как-то Кошерни присутствовал на занятии в ее классе. Половину урока она потратила на правильную посадку головы, спины, постановку рук студентки. У толстой и неопрятной ученицы никак не получалось выполнить требования, но Роза раз за разом заставляла ее повторять все с самого начала. Кошерин представил себя на месте непонятливой ученицы — смог бы он учиться у Розы? И честно признался — нет. Обязательно бы взбунтовался.
Неряшливая девочка, оказавшаяся дочерью богатенького бизнесмена, тоже не выдержала.
— Роза Алексеевна! — сказала она, вставая, — я ведь у вас учусь играть на фортепьяно. Зачем мне все эти прямые спины?
— Это и есть обучение игры на фортепьяно. Ты видела когда-нибудь, чтобы в красивую пролетку запрягали кривоногую, с провисшим животом, клячу?
— Так я, по — вашему, кляча? — истерически крикнула ученица и выскочила из класса, хлопнув дверью.
— Зачем ты ее так? — заступился Кошерин, — она ведь и так несчастная и вряд ли тебе удастся поправить ее посадку.
— Зато я отобью у нее охоту заниматься фортепьяно. Бездари здесь делать нечего, а прихоти ее долдона — папеньки я выполнять не буду. У них, видите ли, модно сейчас образовывать своих детишек музыке, даже не знаю, что тебе сказать.
— Ты будешь иметь неприятности, не сомневаюсь.
— Конечно, буду, — легко согласилась Роза. — Я уже привыкла. Но меня никто не заставит портить профессию.
Через несколько дней Кошерин поинтересовался, чем закончился инцидент?
— Тем, чем и должен был. Тамарочку перевели в другой класс, а мне урезали зарплату. Будто там есть, что урезать.
— Ты так вообще останешься без зарплаты, — пошутил Кошерин.
— Зато буду спокойна за своих учеников.
Отец Кошерина был малограмотным, но талантливым человеком. Он руководил небольшим заводом на Подоле, который производил тару. Эта тара приносила хорошие деньги, и отец мог себе позволить их тратить на свои прихоти. Он купил у своего приятеля хороший кабинетный рояль австрийского производства и нанял учителя. Им оказался студент консерватории, с которым Кошерин больше болтал о спорте. И все же в музыке делал успехи. И если бы не неожиданная смерть отца, наверняка стал бы профессиональным пианистом. Все к этому шло. Он даже поступил в музыкальное училище и без трудов играл сложнейшие фортепьянные произведения.
Вот почему и с Розой у него было легким знакомство.
Роза вынула из духовки большую потную жаровню и поставила ее на металлическую подставку. Через несколько минут стол был сервирован, а Кошерин пошел мыть в ванную руки.