– Верно. Почему?
– Ну он же камеру оставил. Сгорело бы послание.
– Почему они не бежали? – Есеня пыталась понять. – У него обрез. Два выстрела. Потом надо перезарядить. Он стрелял, перезаряжал… А они сидели. Почему?
– Люди по природе оптимистичны, – ответил Меглин. – Верят в лучшее. Он сказал им: кто побежит, умрет. Они и сидят. Побежишь – умрешь точно. А останешься – вдруг пронесет? Договоришься. Вымолишь. Или менты приедут. Что ты видела?
– Дом богатый, – начала рассказывать Есеня. – У женщины в спальне – сережки с бриллиантами, в шкатулке цепочка золотая. Он не грабит. Цель другая. Какая? По какому принципу он выбирает жертв?
– По забору, – ответил Меглин.
И, увидев ее удивленный взгляд, пояснил:
– Выбирает самый высокий. Если ты уже внутри, снаружи никто не увидит. Очень удобно. Люди ему сами помогают, когда заборы строят.
– Все равно – обрез, – возразила Есеня. – Громко. Он рискует.
– Ты правда так думаешь? Люди из норок выползут и спросят: нельзя ли потише убивать?
А то ваши крики телек мешают смотреть…
– Тебе так легче, что ли? – возмутилась Есеня. – Легче жить, если думать так о людях? Это с тебя ответственность снимает, да?
– Я не думаю. Говорю как есть.
– Люди равнодушны и злы, но не настолько, – убежденно сказала Есеня. – Есть пределы.
В ответ Меглин внезапно остановил машину. Вышел, огляделся. На встречной полосе машины еле двигались в пробке. Меглин подошел к дорогой иномарке, заглянул внутрь. Не найдя, что искал, двинулся дальше. Остановился возле джипа, из которого на всю улицу орала музыка. За рулем сидел настоящий мачо – кожаная жилетка, накачанные руки в татуировках. Сыщик наклонился и деликатно попросил его убавить музыку. Водитель не слышал, что ему говорят, поэтому и правда сделал тише и наклонился к окну. Меглин резко открыл дверь, выволок водителя на асфальт, ударил по голове, а потом еще ногой под дых.
На помощь жертве из другой машины выскочили двое: одному было под сорок, другой молодой, спортивный, с теннисной ракеткой в руках. Он попытался ударить ею Меглина, но получил удар по ногам и упал. Меглин вырвал у него ракетку и ударил второго по голове, тот тоже упал, крича от боли. Из той же машины выскочила женщина, побежала вдоль стоящих машин, зовя на помощь. Но никто не спешил вступиться. Люди с испугом смотрели на происходящее, а некоторые снимали сцену на мобильные телефоны.
Есеня подбежала к Меглину, крича:
– Прекрати!!
Сыщик в ярости обернулся к ней:
– Пределы?! Где ты видишь пределы?! И ты хочешь, чтобы я ушел?!
Давно она не видела его таким – наверное, с той ночи в Липецке, когда он напал на девушку, а затем избивал милиционеров. И как тогда, она схватила его и потащила назад, к машине.
Оба они не видели, да и не могли видеть, что сзади, метрах в тридцати, в такси сидел Стрелок. Как раз в этот момент таксист спросил его:
– Так это что, жена твоя с ним?
– Дочь, – поправил Стрелок. – Козел старый. Мне только узнать, где он живет…
…На этот раз они приехали не к ангару Меглина, а на дачу Есени. Вышли из машины, пошли к дому. И вдруг Меглин остановился.
– Стой, – сказал негромко.
Есеня остановилась, ничего не понимая. Спросила:
– Что-то случилось?
– Ключи, – без выражения произнес он.
Она, удивленная, протянула ключи от дома, и он сказал:
– Уезжай.
– Я никуда не поеду! – заявила Есеня. – Объясни, что происходит!
Он холодно взглянул на нее, сказал:
– Быстрее.
Она пожала плечами, села в машину и уехала. Он проводил ее глазами и вошел в дом. Остановился посреди комнаты, достал нож. Бесшумно открыл. Внимательно осмотрел комнату, лестницу…
Звук открываемой двери заставил его обернуться. В комнату вошла Есеня. И не одна. Сзади, уперев обрез ей в спину, шел Стрелок. Скомандовал:
– Брось нож.
После секундного промедления Меглин разжал руку, нож упал на пол.
– Сядь. А ты, – Стрелок повернулся к Есене, – выпить нам принеси.
Она вошла на кухню, взяла бутылку вина, два стакана. Взглянула на стойку с ножами. Та была совсем рядом, три шага сделать. Но Стрелок не упускал ее из вида.
– Быстрее! – приказал он.
Она принесла вино, поставила на стол. Стрелок, оглядев ее, рассмеялся:
– Что ты с ним сделала? Раньше я бы тут уже трупом лежал. Теряешь хватку, Родик-уродик.
Разлил вино, скомандовал Есене:
– Да сядь, что маячишь, как статуя правосудия.
Она подошла, оперлась на диван. Она не знала, что делать, как себя вести.
Стрелок выпил, снова заговорил:
– Думаешь, она тебя нормальным сделает? Нет. Хотя завидую. А зависть – грех. Кстати, о грехах. Знаешь, как я в первый раз убил? Из интереса. Зачем они это делают, серийники? Понять хотел. Думал – одного, на пробу. И ждать – потянет снова? А вышло двоих. Челноки. За миллионами охотились. Устали, спали в машине.
– И что ты почувствовал? – спросил Меглин.
Стрелок покачал головой:
– Ничего. Ни удовольствия, ни сожаления. Вообще ничего. Все просто. А навертели вокруг…
– Ну, что-то же тебя зацепило, раз опять захотел.
– Зацепило, – кивнул Стрелок. – Как будто голод. Или зуд. И я опять убил. Чтоб разобраться. И опять. Пока не понял.
– Просвети, – попросил Меглин.
– Люди уже мертвы, – провозгласил Стрелок. – Все. Я пришел их помянуть. Ведь я не просто так девятерых в первой серии положил. Как девять дней – понимаешь? А сейчас сороковины будут. Сорок душ положу. А потом – триста шестьдесят пять. Люди готовы. Раньше к стенке ставили без разговоров, за одно дите убитое. А сейчас убей десять, сорок, сто – и только по телевизору покажут. И там я людям все скажу. Герой буду. А тебя даже контора твоя не признает. Меглин? Кто такой? Нет такого!
– Есть, – сказал Меглин. – Я – есть.
Помолчал, потом заговорил:
– Когда Чикатило вернулся в новочеркасскую тюрьму из Москвы, с экспертизы на вменяемость, меня привезли к нему. Он со мной говорить любил. Спрашиваю: «Что с тобой, Романыч? Выглядишь плохо». Он плачет. Говорит: «Повели нас в Москве в баню. А там ходит один, хвастает: «Я пятерых убил!» – а я сижу скромно в сторонке и думаю: «Знал бы ты, родной, скольких я. Кто я»… Я ему говорю: «А кто ты, Романыч?» А он молчит и плачет. Так и не сказал, кто он был.
Меглин сунул руку в карман, заставив Стрелка напрячься, достал сигареты, закурил.