Остаток жаркого он забрал себе прямо в кастрюльке и извлёк откуда-то пару ложек. Путники устроились есть, дружелюбно поглядывая друг на друга, костерок между ними потрескивал, небо понемногу становилось розовым, багряным и золотым, а поля внизу поголубели.
Абдулла решил, что он подсчитывает золото, которое получит с жителей этих земель. Его изрядно удивило, когда солдат сказал:
— Всегда любил разбивать лагерь под вечер. Только поглядите, какой закат. Потрясающе!
Было действительно потрясающе. Набежавшие с юга облака протянулись по небу, словно рубиновая горная гряда. Абдулла глядел, как вспыхнула винно-красным часть лиловых гор, как поднялся из ущелья оранжевый дым, словно из жерла вулкана, как разлилось за горами тихое розовое озеро. А вдали на фоне безбрежной глубины сине-золотого неба-моря проплывали острова, рифы, бухты и мысы. Словно бы они смотрели с побережья небес или из тех краёв, которые обращены на запад.
— А вон то облако — правда, оно совсем как замок? — показал солдат.
И правда, облако было совсем как замок. Замок высился на скале над небесной лагуной — диво дивное из стройных золотых, рубиновых и тёмно-синих башен. Золотое солнце проблескивало сквозь самую высокую башню и получалось окно. Это мучительно напомнило Абдулле то облачко, которое он видел над дворцом Султана, когда его волокли в темницу. Хотя вид у облака был совсем другой, горести и печали вернулись к Абдулле с такой силой, что он воскликнул:
— О Цветок-в-Ночи, где же ты?
Солдат повернул голову и уставился на Абдуллу:
— Как это понимать?
— Никак, — отвечал Абдулла. — Я хотел лишь выразить, что жизнь моя полна разочарований.
— Расскажите, — предложил солдат. — Облегчите душу. Я же вам, в конце концов, о себе рассказал.
— Вы мне не поверите, — возразил Абдулла. — Мои горести даже горше ваших, о премудрый пехотинец.
— А вы попробуйте, вдруг поверю, — отозвался солдат.
Оказалось, что рассказывать довольно просто, — этому помог и закат, и печали, которые он пробудил в Абдулле. Так что пока замок неспешно расплывался, превращаясь в дюны на берегу небесной лагуны, а закат медленно превращался в лиловое, а затем и коричневое зарево, а потом и вовсе в три тёмно-красные полосы, похожие на заживающие царапины на лице солдата, Абдулла поведал спутнику свою историю. Или по крайней мере её суть. Разумеется, он не распространялся о материях настолько личных, как мечты или тот печальный оборот, который они приняли, начав в последнее время сбываться, — и тщательно обошёл все намёки на джинна. Он не мог поручиться, что солдат не исчезнет ночью, прихватив его бутылку, а в редактировании сюжета ему очень помогала мысль о том, что солдат тоже наверняка не рассказал о себе всей правды. Пересказать финал истории, удалив из неё джинна, было особенно трудно, однако Абдулла сумел справиться и с этой задачей. Он постарался, чтобы у слушателя сложилось впечатление, будто избавиться от оков и сбежать от разбойников Абдулле удалось исключительно усилием воли и будто всю дорогу на север, в Ингарию, он прошёл пешком.
— Хм, — сказал солдат, когда Абдулла закончил свой рассказ. Он задумчиво подбросил в костёр, чьё пламя стало теперь единственным источником света, ещё несколько пахучих веток. — Ну и жизнь. Однако, если судьба распорядилась так, чтобы вы женились на принцессе, это, признаться, должно воодушевлять. Я и сам всегда представлял себе, что вот найду милую смирную принцессу с клочком королевства и добрым нравом… Честно говоря, есть у меня такая мечта.
Абдуллу внезапно озарила блестящая мысль.
— А почему бы и нет, — негромко заметил он. — В день, когда я вас повстречал, мне был сон — видение, — в котором ко мне снизошёл дымный ангел цвета лаванды и указал мне на вас, о проницательнейший из паладинов, — вы спали на скамье у гостиницы. Он сказал, что в вашей власти помочь мне разыскать Цветок-в-Ночи. А если у вас это получится, поведал мне ангел, то в награду вы и сами тоже женитесь на другой принцессе. — Абдулла уговаривал себя, что эти слова вполне могут — или могли бы — оказаться совершеннейшей правдой. Понадобится только завтра сообщить джинну соответствующее желание. То есть послезавтра, напомнил он себе, — ведь джинн заставил его истратить завтрашнее желание сегодня утром. — Так вы мне поможете? — спросил он, встревоженно глядя в освещённое пламенем лицо солдата. — За такую щедрую награду.
Солдат особого рвения не проявил, но и не испугался. Он взвесил все обстоятельства.
— Не совсем понимаю, чем я тут могу помочь, — сказал он наконец. — Начнём с того, что я не специалист по джиннам. У нас на севере они, по-моему, не водятся. Надо бы спросить у кого-нибудь из этих проклятых ингарийских колдунов, что джинны делают с принцессами, когда их похищают. Колдуны-то знают. Могу помочь вам выбить из них эти сведения, если хотите. С превеликим удовольствием. А что до принцесс — так они, знаете ли, на дороге не валяются. Ближайшая скорее всего — дочка ингарийского короля и живёт далеко, в Кингсбери. Если этот ваш дымный приятель-ангел имел в виду именно её, тогда нам с вами стоит спуститься в долину и поглядеть, что будет. Ручные королевские колдуны по большей части тоже живут в тех краях, по крайней мере, мне так говорили, так что маршрут самый подходящий. Как вам такая мысль?
— Превосходно, о мой неустрашимый наперсник! — отвечал Абдулла.
— Ну так договорились. Только запомните, я ничего не обещал, — заключил солдат. Он вытащил из ранца два одеяла и предложил подбросить дров в костёр и устроиться спать.
Абдулла отцепил с пояса бутылку с джинном и бережно поставил её на гладкий камень поближе к себе и подальше от солдата. Затем он завернулся в одеяло и погрузился — нет, не в сон, а скорее в беспокойную дремоту. Скала была жёсткая. И хотя холод не шёл ни в какое сравнение с тем, что Абдулле пришлось вытерпеть накануне ночью в пустыне, от ингарийской сырости дрожать пришлось не меньше. К тому же стоило ему закрыть глаза, как выяснилось, что дикий зверь из пещеры в ущелье не даёт ему покоя. Абдулле так и виделось, как он рыщет вокруг их лагеря. Несколько раз он открывал глаза, и ему представлялось, будто за границей света от костра что-то движется. Каждый раз он садился и подбрасывал в костёр сучьев, после чего огонь вспыхивал и становилось видно, что там ничего нет. Заснуть как следует Абдулле удалось не скоро. Когда же он уснул, ему приснился ужасный сон.
Ему приснилось, что примерно на рассвете прилетел джинн и уселся ему на грудь. Он открыл глаза, чтобы прогнать его, и обнаружил, что никакой это не джинн, а тот зверь из пещеры. Двумя огромными передними лапами тварь встала ему на грудь и глядела ему в лицо глазами, которые казались голубоватыми светильниками на фоне чёрного бархата её шерсти. Насколько Абдулла мог судить, это был демон в облике большой пантеры.
Абдулла с воплем сел.
Естественно, никакого зверя рядом не было. Занималась заря. Среди всеобщей серости костёр казался вишневым пятном, а солдат — тёмно-серым холмиком, тихонько похрапывающим по ту сторону костра. Видневшаяся за ним земля внизу была вся белая от тумана. Абдулла устало подбросил в костёр ещё веток и снова уснул.