– Дъна Лун, Верховная Хала, Повелительница Грозы со свитой! Дъна Лун к подножию Предвечного трона!
Чеканя шаг по черному полупрозрачному обсидиану пола, Верховная Хала шла через пещерный зал. Из-под свода доносились то возмущенное, то растерянное лопотание и шорох бесчисленных крыльев. Капли мерзко пахнущей слизи посыпались из скальной складки над головой… Повелительницу Грозы окутал ореол серебряных молний, не сбавляя шаг, Дина двинулась дальше. Лишь старуха запрокинула косматую голову – гибкий змеиный язык вырвался из старушечьей пасти… миг… и он обмотался вокруг чего-то мелкого, отчаянно пищащего и безнадежно молотящего перепончатыми крылышками. Хрустнули косточки, писк стих. Старуха пошла дальше, равнодушно пережевывая добычу.
Султаны пара с шипением вырывались сквозь пол, неся с собой запах огня и серы. Сквозь завесу пара мелькали то прихотливый изгиб громадных змеиных тел, то царственный гребень, венчающий гибкую чешуйчатую шею. Блеск многоцветной чешуи осыпал зал разноцветными бликами. С грохотом обрушивались на стены удары шипастых хвостов, приветствуя Динино появление. Из пара возникали и тут же исчезали клыкастые морды, глаза с вертикальным зрачком следили за двигающейся сквозь зал процессией. Тронная скала вырастала словно из-под земли: вот ее не было – и вот она есть: каменные уступы, уходящие все выше и выше.
Дина остановилась.
– Верховная Хала припадает к хвосту Владычицы Табити-Змееногой, Тиамат Хубур Нюй-ва Предвечной и Изначальной! – пронзительно проорал из-под свода зубастый птах.
Черный и белый кринолины кружевными розами распустились по обсидиану – сопровождающие склонились в реверансах – настолько глубоких, чтоб коленом коснуться гладкого пола. Старуха звучно сплюнула обгрызенные крылышки и опустилась на колени. Лишь Дина отвесила по-военному четкий поклон и в ожидании замерла перед троном.
Высоко над головой словно включился прожектор – дрогнуло жесткое и темное, как скала, веко, открывая огромный, полный яростного света глаз. Мрак шелохнулся – тянущийся вдоль скального уступа хвост толщиной со столетний дуб пошел волной, вздымая зубцы, похожие на узкие треугольные паруса человечьих яхт, кончик хвоста шевельнулся – грохот обвала обрушился на зал, вжимая все живое в камень стен. Отделяясь от скалы россыпью драгоценных камней, сверкнул контур громадного крыла…
Шшшшш! – шипение было негромким, но казалось, оно сдирает чешую со шкуры. Душа сжималась перед давящей силой, корчилась от ужаса, забиваясь в самый кончик трепещущего хвоста. Сама скала оживала, медленно изменяясь и трансформируясь, переливаясь искристым блеском многоцветной чешуи. Сверху хлынули потоки света, оставляя Дину и ее свиту в безжалостном сверкающем круге. Огромная, как корабль, драконья голова, увенчанная сияющим золотым гребнем, медленно склонялась над Диной. Голова закрывала собой все – свод пещеры, мир… жизнь. Белоснежные клыки блестели, как наточенные сабли, ноздри, как две пещеры, с шумом втянули воздух над склоненной Диной, глаза-прожекторы тускло вспыхнули и…
Гибкая, почти болезненно худая женщина расслабленно откинулась на подушки, покрывающие нижнюю ступеньку скального уступа.
– Не кажется ли тебе, дочь моя, что твое пристрастие к человеческому облику стало несколько… избыточным? – Голос ее был глубокий, как пещеры, и звонкий, как бьющий из-под скалы родник.
По пещере прокатился долгий облегченный вздох. Сквозь расползающийся пар послышалось шарканье когтей, шорох царапающих скалу крыльев, густые смешки, на миг мелькнула и снова растаяла за белесой завесой оскаленная в усмешке драконья пасть.
– Склоняюсь к хвосту Матери-Владычицы! – Дина опустилась на одно колено, подхватывая выглядывающий из-под подола длинного блекло-золотого платья кончик змеиного хвоста.
Владычица Табити-Змееногая окинула ее задумчивым взглядом по-ящериному круглых темных глаз – на узком и остром, как клинок сабли, лице они казались особенно огромными. Ровные и гладкие, как черный шелк, волосы ласточкиными хвостами спускались вдоль бледных впалых щек. Высокий жесткий воротник платья поднимался над головой короной или драконьим гребнем.
– Мраченка Мин… Белая Змея Мин… – Прозрачно-непроницаемый взгляд темных глаз скользнул по склоненным головам, заставляя их опуститься еще ниже. – А что такое с Лаумой? – в звонком, как падающая льдинка, голосе мелькнуло легкое удивление.
Дина через плечо покосилась на старуху – челюсти той продолжали мерно двигаться, пережевывая остатки добычи.
– Она… очень сильно расстроилась.
– Что могло до такой степени расстроить дочь ливня и крови? – с брезгливым женским интересом разглядывая морщины и клыки Лаумы, обронила Владычица.
– Любимую игрушку поломали, – едва слышно шепнула себе под нос Мраченка.
Лаума обиженно всхлипнула и тоненько, на одной ноте заныла.
– Найдите ей другую, и побыстрее, так же невозможно! – Взмахом тонких длинных пальцев она скомандовала Дине подняться. Секундой позже Мраченка и Белая Змея, как самолеты из пике, вынырнули из затяжного реверанса, лишь Лаума продолжала стоять на коленях, беззвучно всхлипывая и размазывая слезы по морщинистым щекам.
Заполнявший тронную пещеру пар начал медленно оседать, словно ниспадал тяжелыми складками занавес. Каменные колонны мерцали, испуская молочно-белый свет. В воздухе, сплетаясь в причудливые узоры, танцевали пестрые огоньки, а за ними гонялись змейки с яркими павлиньими крылышками. По грубым каменным складкам пещерных стен мелькали причудливые тени, вспыхивали, отражаясь в чешуе драконов, цветные блики. Порывистые огненные в черной, желтой, оранжевой, алой и темно-багровой чешуе, водные всех оттенков голубого и синего, зеленые, коричневые, песочные и цвета палой листвы земляные. То опускаясь, то подлетая в воздух, мелькали почти бесцветные воздушники. На застеленных коврами каменных уступах сидели разряженные двуногие ящеры-сэвы – ящерицы кокетничали с драконами, ящеры выглядели не очень довольными. Меж когтистых лап крылатых змеев скользили ползучие змеи-ямм: с завитыми волосяными гривами, витыми рожками, украшенными драгоценными камнями крохотными крылышками, лапками с позолоченными коготками и усами-вибриссами, обсыпанными цветной пудрой, они элегантно обвивались вокруг украшенных гирляндами цветов качелей, болтая с воздушниками о высоком, а с земляными – о земном.
– Ква! Квек! Бре-кек! – множество лягушек – зеленых, желтых, коричневых древесных, совсем крохотных и весьма внушительных – восседали на листах кувшинок в крохотном пруду и на торчащих прямо из скалы древесных корнях. Прудик отгораживал от остального зала глубокую нишу в стене, откуда, словно из театральной ложи, пялилась громадная пупырчатая жаба. Голову жабы венчала крохотная золотая корона, а в зеленой лапе с наманикюренными коготками она держала кубок.
Бесчисленное количество мелких змеек-прислужниц скользили на хвостах, балансируя поставленными на головы подносами: чаши с вином, блюдечки с разноцветными лепестками, широкие листья с червячками и мошками, и на отдельных подносах – крохотные рюмочки с молоком и тарелочки с шоколадными конфетами. Воздушная драконица, полупрозрачная даже в человеческом облике, наигрывала на флейте, а бескрылый змей-ямм хвостом отбивал ритм на барабанчике. Чуть дальше компания совсем юных змеев и змеечек бережно передавала по кругу наушники Мр3-плеера и закатывала глаза, восторженно прищелкивая хвостами. Вся эта толпа болтала, создавая под сводами гул голосов, изредка прерываемый сдержанным ревом, раскланивалась, помахивая крыльями и лапами, а иногда руками и шляпами, цепляясь хвостами и ножнами мечей. Кое-кто салютовал чашами стоящей перед троном Дине, та только едва заметно опускала ресницы, давая понять, что видит, помнит, но не сейчас, не сейчас…