– Что, такой ужас? – сочувственно спросил я.
– Наоборот!
– Так. Идём, посмотрим, – Осока подтолкнула её к дверям каюты.
– Действительно, – присоединилась Натуа. – Возможно, не всё так уж страшно.
– Лучше надень да покажись, – предложил я панторанке. – Вместе и обсудим.
– Я тебе расскажу, в деталях, – пообещала Асаж, вслед за остальными скрываясь за дверью. Магистр, Падме и я остались втроём.
– Ты-то не хочешь подключиться к обсуждению? – спросил я голограмму.
– В каюте есть голокамера, – улыбнулась Падме, – мне и так всё видно.
– Смотрю, ты вполне освоилась с ролью корабля, – заметил Оби-Ван. – Как долго ты пребываешь в таком состоянии?
– Примерно год. Не считая того времени, когда меня только построили. Но то, кажется, была не совсем я. Плохо помню, какая-то апатия, безразличие ко всему, покорность.
– О, да, такое не свойственно тебе.
– Сейчас всё иначе. Временами чувствую себя почти как прежде, разве что, есть и пить совсем не хочется, – Падме немного помолчала и добавила: – Чего мне сильно не хватало, так это рук и возможности прикоснуться к кому-то по-человечески. Но благодаря Вам, Оби-Ван, теперь я смогла и это. Что ещё можно пожелать после собственной смерти?
– Рад, что ты оцениваешь ситуацию с таким оптимизмом.
– Вы долго планируете пробыть на выставке?
– Собирался ещё несколько дней, но, видимо, придётся улететь раньше, – поглаживая бороду, произнёс Магистр. – Эта Вентресс… Удивляюсь, как это она не затащила меня в постель ещё вчера.
– Девушка выпила лишнего, вот и вела себя немного развязно, – вступилась Падме за Асаж. – Обычно она, скорее, такая, как сегодня утром. Мне, признаться, трудно вообразить, что некогда она была ужасом половины Галактики. Я ведь не знала её в то время.
– И очень хорошо, что не знала, – заверил Оби-Ван. – Я вот до сих пор слегка шокирован. Ума не приложу, как Осоке удалось…
– Простите, Магистр, – решил, всё же, встрять я, – а Вы не допускаете, что Асаж внутренне была к этому готова? Когда я увидел её впервые, она весьма нелестно отзывалась и о ситах, и о Тёмной Стороне. Говорю Вам как сторонний наблюдатель.
– Возможно, вполне возможно. Мне и раньше казалось, что она больше запуталась, чем сознательно шла по тому пути. Тёмная Сторона заманчива, потому что легче и проще. Не надо самодисциплины, изнурительных тренировок. Дай волю ярости, и она придаст тебе сил. Вот только оборотная сторона медали…
– … то, что выпущенная на волю ярость ослепляет и мешает трезво мыслить, – закончил за него я. – Асаж говорила. И как благодаря Вам ей однажды удалось успокоиться, взвесить ситуацию и не погибнуть по-глупому. Тогда, на «черепахе».
– Неужели рассказывала? – брови Магистра удивлённо приподнялись.
– Несколько раз, – сказала Падме. – Я тому свидетель. По-моему, она той битвой очень гордится.
– Хмм… – протянул Оби-Ван в глубокой задумчивости. – Под таким углом зрения ситуация несколько проясняется. В любом случае, я искренне рад всему, что произошло с Вентресс за последнее время. Эта женщина становится настоящим бриллиантом. Но, простите меня, друзья мои, мне нужно идти, важная встреча.
– Жду Вас к обеду, Магистр, – немедленно отозвалась Падме.
– А? Обед? М-м, да, непременно буду. К которому часу?
– В час, то есть, по местному времени в пять пополудни. Не опаздывайте.
– Постараюсь.
Стремительной походкой Магистр пересёк холл и скрылся в кабине лифта.
– У тебя не создалось впечатления, что он просто хотел тихонько слинять? – спросила меня голограмма.
– Определённо. А ты весьма изящно связала его обещанием, – усмехнулся я. – Неужели он робеет перед Асаж?
– Не совсем точное слово. Он опасается ею увлечься. Она ведь довольно обаятельна, согласись, несмотря на некоторую грубоватость?
– О, да.
– И такая она ему явно нравится.
– Мне тоже так показалось.
– Жаль, что он ещё более упёрт, чем Осока. У них могло бы получиться… – Падме вздохнула. – Алекс, пока нет девчонок, хотела выяснить один нюанс. Ты периодически меня называешь «сестрёнкой». Сегодня вот тоже. На базик это ничего не значит, просто доброжелательное обращение к посторонней женщине, а по-русски? Ты, как мне кажется, вкладываешь в это некий иной смысл.
– Ну… какой смысл? Самый прямой. Я ведь однажды говорил тебе, что ты мне как сестра.
– В системе Кейтума, помню. Тогда я решила, ты хочешь меня поддержать, успокоить. Не придала значения.
– И совершенно напрасно. Кто ещё стал бы так заботиться обо мне? И радоваться, что у меня с моей девушкой всё хорошо? Мама или сестра.
– Вот как… – Падме улыбнулась, но улыбка её показалась мне чуть грустной. – Постараюсь быть хорошей сестрой… брат, – добавила она, будто пробуя слово на вкус.
– Что-то произошло? – спросил я.
– Откуда ты… то есть, с чего ты взял? – поправилась она.
– Мне показалось, когда ты появилась в каюте, ты была какая-то задумчивая. Грустная.
– Да нет, ничего.
– А всё-таки?
– Ночью я говорила с Магистром. Хотела выяснить у него подробности… То, что случилось тогда. Сама я помню какие-то куски, обрывки. Столб дыма над Храмом джедаев. Холодные глаза мужа. Совсем чужие глаза. Он говорил о любви, а в глазах… ненависть. И потом Мустафар, жар от лавы и… – она кашлянула, будто что-то вновь, как тогда, мешало ей дышать, поднесла руку к горлу.
– Падме… – встревожился я, не зная, как ей помочь. Протянутая рука бессильно прошла сквозь изображение.
– Всё нормально, Алекс, не волнуйся, – она снова выдавила улыбку, на этот раз окончательно вымученную. Я сомневался, стоит ли продолжать тему, но решил, что оттягивать разговор до бесконечности может быть ещё хуже для неё. И спросил так мягко, как только был способен:
– Что он рассказал тебе?
– Оби-Ван? Всякую ерунду. Как он отвёз моё тело на Набу, про церемонию похорон, и как уцелевшие джедаи отправились в изгнание. А я знаю, чувствую, было что-то ещё, о чём он упорно не хочет говорить.
Я ощутил жгучий укол стыда. Нам ведь тоже было известно больше, чем мы решались сказать ей. Может быть, Осока сумеет узнать у Магистра ещё какие-то подробности? Она его хорошо знает. С другой стороны, ей и труднее разговаривать с ним твёрдо, он Магистр, а она была всего лишь ученицей его ученика. У Рийо, наверное, получилось бы лучше, они ведь тоже неплохо знакомы. Внезапно я понял, что не стану просить панторанку. Никого не стану. И сказал решительно:
– Сестрёнка, не расстраивайся. Я сам с ним поговорю. Я вашими условностями и взаимоотношениями не связан, вдруг мне он скажет больше. Если, конечно, позволишь.