– Навтыкаете, как мы потом колупаться будем?? – вопили они.
Терпение Кауди лопнуло, он взял одного из техников за воротник и довольно аккуратно сунул головой в открытый лючок канала.
– Гермовставку видишь? – спросил он.
– Не-е-ет, – проблеял техник.
– А почему её там нет?? Сейчас ведь скажет «разъёмы поломались, вот и вынули»… – Кауди вздохнул. – А хочешь, я тебя пополам сложу и вместо вставки засуну? Чтоб задницей почувствовал перепад при разгерметизации? Раз головой думать не умеешь. Ух, жаль не дадут включить аварийное пожаротушение, а то бы я вас здесь привязал, а сам вышел!
– Здесь вообще нет такой системы, – вставил один из техников.
– И какая босота это сказала? – «основной» обвёл горе-специалистов тяжёлым взглядом. – Умные все стали. Я вам не бугры с верхнего уровня, я премиев лишать не буду, вот этой рукой спроважу подышать вакуумом.
Техники притихли, наконец, сообразив, что шутки кончились.
– Короче, – сказала Фани. – Ещё хоть кто-нибудь что-нибудь вякнет – пристрелю на фиг.
Ей поверили. И снова взялись за дело. В конце концов, герметичность обеспечили.
– Вот теперь оно никуда не денется, – Осока решительно перешагнула порог гермозатвора. – Айда ловить.
– Ты хоть приблизительно чувствуешь, где оно? – спросила Суги.
– Очень приблизительно. Вот в том направлении, – Осока указала рукой. – Чтобы понять точнее, надо зайти с другой стороны.
– Поняла. Хенч, не стой, как статуя Предка! – обратилась она к Кауди. – Проверь комлинк, бери Серипаса, и давайте туда.
Длинными переходами, залами, где шумели, кряхтели и потрескивали электрическими разрядами всевозможные агрегаты, наёмники пересекли один сектор, второй. Осока взяла ещё несколько пеленгов, переговариваясь с Кауди, остановилась и потянулась пальцами к лекке, как всегда, когда была озадачена.
– По-моему, оно перемещается, – констатировала она. – Причём, почти одновременно с нами. И останавливается тоже, как мы. Вот сейчас я движения не чувствую.
– Постоим? – предложил Эль-Лес.
– Придётся. Хенч, приём! Переместитесь до ближайшей гермодвери и замрите.
– Скажи, а как вообще животные чувствуют угрозу? Это связь с Силой?
– Да, только очень слабая. Я сейчас, как раз, и «закрылась». Ага! Снова движется!
– Так мы его не поймаем.
– Почему? Сейчас сблизимся, точно выясним, где оно, и будем следить за передвижением в два детектора.
Игра в кошки-мышки закончилась возле зала силовой установки.
– Здесь! – кивнула Осока. Суги, посмотрев на голопроекторе план прилегающих помещений, отдала распоряжения. В кабельных колодцах и вентиляции поставили светошумовые заряды, настроенные на движение, коридоры перекрыли, заблокировав двери ручными запорами.
Далеко вверху над кожухами исполинских реакторов, обеспечивающих энергией шестикилометровую махину терминала, проходили трубы, пучки кабелей. Одни из них появлялись из отверстий в стене и скрывались в противоположной, другие меняли направление, третьи перегибались и по вертикальным лоткам шли к агрегатам.
– Оно там. Видит нас, – сообщала Осока. – Колеблется. Напасть или уйти. Нет. Решило уходить. Куда??
Она выбросила вверх руки с растопыренными пальцами, дёрнула воздух. С коротким воплем из-за труб выпало что-то большое, лохматое. Противный скрежет – и существо на полу.
– Захват! – крикнула Осока.
Эль-Лес и Суги с портативными генераторами тракционного луча подскочили с разных сторон, включили приборы. В слегка поблёскивающем коконе силового мешка билось что-то непонятное, казалось, состоящее лишь из спутанного меха и многочисленных лап с острыми когтями, которые скребли металлический фальшпол и каменную стену. А вот показалась и морда – оскаленная пасть, полная острых зубов, горящие страхом и злобой ярко-зелёные глаза. Конечностей у животного было шесть, на двух задних оно теперь сидело, а четырьмя остальными размахивало в воздухе, пытаясь прорвать поле. Шерсть его, кажется, была серого или бурого цвета, трудно сказать от грязи, довольно длинная, сильно свалявшаяся.
– А ну-ка, – Осока подошла к самому полю и заглянула в глаза хищнику, – спать.
Ответом ей был яростный рык.
– А я сказала, спать!
Хищник попытался отвернуться, и не мог. Только запрокидывал голову, пока не упёрся теменем в стену. Осока всё смотрела, смотрела. И под её взглядом зверь опустил сначала средние, потом передние лапы, вывесил из пасти язык и вдруг завалился на бок.
– Совсем другое дело, – сказала Осока. – А то ещё бороться со мной, ишь!
Местные привезли большую клетку. То есть, она так называлась, видимо, по традиции, на самом же деле состояла не из прутьев, а из сплошных прозрачных листов армированного транспаристила. В трёх боковых стенках имелись окошки-отдушины, перекрытые парой сдвижных панелей – одна прозрачная, вторая решётчатая. Такая же отдушина находилась в центре крышки. Четвёртая стенка, служившая дверцей, была монолитной. Зверя, от которого исходил тяжёлый запах, затолкали в клетку и увезли в «стойла» – складские помещения, предназначенные для содержания сельскохозяйственных животных на время транзитных операций.
– А вдруг оно было не одно? – спросил «основной», выслушав отчёт Суги.
– Каждое следующее по отдельному тарифу, не обессудьте. Мы воины, а не звероловы.
Говорить, что никаких других признаков присутствия крупных животных тогруты не уловили, она не стала. Может, хоть это заставит местных всерьёз относиться к порядку на станции.
А утром Осоку разбудил Кауди.
– Ходил посмотреть на зверя, – сказал он. – А оно попросило воды.
– Что? В Силе?
– Нет, просто на базик.
Взяв с кухни ёмкость с водой, Осока вместе с Таем спустилась в «стойла».
– Ты хочешь пить? – спросила она, подходя к клетке.
– Воды… Прошу… – немного странным низким голосом ответило существо. Осока медленно наклонила ёмкость над вентиляционной отдушиной на верхней стенке клетки. Существо жадно хватало струйку пастью, глотало, фыркало.
– Благодарю, – сказало оно наконец. Голос стал звучать заметно мягче, без хрипоты.
– Значит, ты разумное? – спросил Кауди.
– Да. Мой народ умеет мыслить.
– А имя у тебя есть?
– Длинное. Можно звать коротко – Люра.
– Ты он или она?
– Женщина.
– Как называется твой вид?
– По-нашему это сложное слово. Вы, остальные, говорите нактара. Или «горотский ночной дьявол», но это плохое название. Мы не опасные, не нападаем на других разумных.