«Просто замечательно, – подумал Илья. – Сейчас тебя вырубят и используют в качестве живого щита. Не станут же свои в тебя стрелять. Загрузятся в «Ниву» и попытаются вырваться из города». Он медленно поднимался, сжимая доску и выпрямляя ноги. Трое подходили. Нечеткие силуэты колебались в ночном воздухе.
– Опаньки! – рассмеялся Калаченко. – На мечах будем сражаться? Может, выпьем, старлей? А что, у нас неплохо тогда получилось, душевно посидели, наладили, так сказать, добрососедские отношения.
– Что же ты творишь, сука? – прохрипел Илья. – На хрена ты это делаешь? Удовольствие доставляет убивать людей? Ты же местный, ты же сам с востока…
– А я художник, – продолжал издеваться Николай. – Я так мир вижу. Вперед, хлопцы, взять его! Да шкурку не повредите!
Трое бросились в атаку. Илья был уже наготове – закручивающее движение, выброс обеих рук! Доска помчалась с разворотом параллельно земле, снесла рослого парня, который уже собирался сделать финальный прыжок. Его, похоже, проткнули гвозди – он истошно закричал и куда-то отвалился. Остальные уже были рядом, сбили Илью, он полетел вперед спиной, хорошо, что успел сгруппироваться, прижать подбородок к груди, перевернулся в воздухе, ударил пяткой, попал в кого-то. Другой навалился на него, сжимая предплечьями горло, давил, пыхтел. Похоже, Калаченко. Илья извивался – ведь придушит же, мать его! Снова пришлось сгруппироваться, раскачаться на спине, как на качелях. Рывок с забрасыванием ног – и он обхватил бедрами вражескую голову! Николай зарычал, удавка на горле ослабла. Илья давил, Николай задыхался. Толчок – и диверсант покатился, выхаркивая кровавую рвоту. Дозрел второй, дозрел долговязый, получивший доской, и дружно атаковали вместо выбывшего Николая. Илья получил по бедру, вспыхнула челюсть – хорошо хоть язык не откусил! Злость не отпускала, он еще не выдохся – вскочил, стряхивая с себя прилипших диверсантов, начал наносить удары, большинство из которых поражали пустоту. Но не все – он врезал кому-то в ухо, и враг завертелся, крича, как оглашенный.
– Петро, кончай его! Дольше возиться будем!
Илья с запозданием обнаружил, что долговязый нагибается, чтобы поднять автомат. Сбить его с ног он уже не успевал, поэтому метнулся в сторону. И вдруг загремели, захлопали выстрелы! Еще одна компания рвалась через решетку на участок Калаченко. Ну, наконец-то, добрались со всеми перекурами! Долговязый автоматчик, крича от страха, завертелся, не соображая, куда стрелять. Пуля попала ему в живот. Он согнулся пополам, выронив оружие, вторая пробила черепную кость, повалила. Запрыгал, как козлик, его сообщник – метнулся прочь, но далеко не ушел, пули разорвали ткань на спине, брызнула кровь. Он рухнул, разбросав руки. Илья пришел в себя и тут же забыл про боль. На участок через сетку лезли трое – гвардейцы с большой дороги, чтоб их! Беженцев, Фещенко, Латышевич. Неужели проснулись! Он радостно засмеялся и вдруг уловил движение краем глаза. Калаченко оказался скорее жив, чем мертв. Он опрометью уносился прочь, держась за горло, – промчался мимо бани, мимо вишневых деревьев. «Дом обогнет, выбежит на улицу, и поминай как звали!» – подумал Илья и побежал наперерез, перепрыгнув через кирпичи. В спину диверсанту загремели выстрелы.
– Не стрелять! – приказал Ткач.
Николай споткнулся о бордюр перед щебеночной дорожкой, потерял равновесие и загремел, не добежав до угла здания. Илья уже настиг его. Пробил тараном, когда тот встал, но еще не разогнулся. Оба вонзились в фундамент. Боль была адская, но кости, кажется, выдержали. Илья первым вскочил на ноги, схватил Николая за шиворот. Тот еще не оправился после удушения, кашлял, не мог прийти в себя. Но ударили одновременно. Живот прожгла боль, дышать стало трудно. Но Николаю досталось больше – удар по челюсти опять отбросил его на фундамент, он ударился затылком. Рассвирепевший от боли Илья схватил его за шиворот обеими руками, швырнул к крыльцу. У диверсанта разъезжались ноги, он уже почти не сопротивлялся. На него обрушивались тяжелые удары – в челюсть, в грудь. Он шатался и при этом еще ухитрялся презрительно усмехаться. Ну все, достал! Последний удар – в перекошенную пасть, и мир куда-то поплыл, хотя, если честно, он уже не казался этой ночью безнадежным и мрачным…
Когда товарищи добежали до места последней битвы, Николай лежал под крыльцом, давясь рвотой, конечности судорожно подрагивали. Илья попытался подняться, и его тут же подхватили чьи-то руки, не дали расквасить нос.
– Смотри-ка, он еще улыбается, – подметил Беженцев. – Молчит и улыбается, Мона Лиза, блин! Нас не мог заранее предупредить, куда собрался? Обязательно все нужно делать в последний момент?
– А я вообще в шоке, – восхищенно пробормотал Латышевич. – Ситуация меняется так быстро, что не успеваешь охреневать.
– Эй, командир, ты вообще в порядке? – потряс его за плечо Фещенко и стал пытливо заглядывать в глаза, слепя фонарем. – Ты хуже, чем страшная картинка на сигаретах.
Илья чувствовал, как его разбирает смех. Он оперся о Ромкино плечо, покрутил шеей, на которой еще ощущалась удавка диверсанта, – не выдержал, засмеялся…
– Ну ты и красавец, заходи, – сделал вальяжный приглашающий жест комбат Караба.
– В каком смысле красавец, товарищ майор? – переступая порог, улыбнулся Илья.
– А в зеркало давно смотрел? – рассмеялся майор. Он находился сегодня в приподнятом расположении духа, шутил, а главное, не метался из угла в угол, как загнанный шакал. – Ладно, не обращай внимания, «фонари» украшают мужчину. Ты реально красавец, Ткач, в одиночку вычислил диверсантов и даже доставил одного на блюдечке с голубой каемочкой. Остальные не нужны – обычные отморозки-исполнители. Помогли товарищи, не спорю, гм… кстати, вовремя они появились, да? Прокопайся твои подчиненные еще минуту, и все могло окончиться не так жизнерадостно, согласен?
– Я проведу с ними воспитательную работу, – пообещал Илья. – Надеюсь, в остальном все нормально?
– Да, твой протеже уже дает показания. Разрабатывал операцию и готовил группу к засылке некий майор СБУ Зейдлиц Виктор Акимович. В планах группы были подрывы двух ГРС, а затем переправка в Донецк, где планировалось несколько акций по устранению важных лиц в политическом руководстве республики. Ты вовремя позвонил вчера ночью, Илья. Подкрепления к ГРС подойти не успели, но «начкар» поднял в ружье отдыхающую и бодрствующую смены, и они вовремя пришли на усиление постов – диверсанты уже просачивались на территорию. Удивительно, как от такой пальбы там ничего не взорвалось. Их отогнали, ты уже в курсе. Эти твари успели бросить несколько гранат, но они взорвались, по счастью, на участке, который сутками ранее обесточили и перекрыли заслонками – ремонтировать собирались трубопровод. Теперь уж точно придется ремонтировать… Им удалось уйти, там кусты и заброшенные здания, но ты их, как выяснилось, уже ждал… В общем, все хорошо, что хорошо кончается. Молодец, Илья, так держать, наш спецназ – лучший спецназ в мире, – поощрительно похлопал подчиненного по плечу комбат.
– Кстати, Богдан Мстиславович, насчет лучшего спецназа… – Илья, не моргая, смотрел в глаза начальству. – В нашем батальоне принято сдерживать обещание? Я обезвредил диверсионную группу, взорвавшую Щучинскую ГРС. Вы обещали, что, если я это сделаю, позволите мне пойти с группой в тыл врага, ликвидировать концлагерь в Беленске и… завершить кое-какие личные дела.