— Геодезические работы выполнены в полном объеме, — доложил Николай Семенович после взаимных приветствий. — А вас, Андрей Петрович, от всей души поздравляю с большим успехом! Вон сколько всего наворотили! — восхищенно добавил он, еще раз оглядывая участок.
— За поздравления спасибо, но теперь вам придется сделать геодезическую съемку месторождения.
— Я хоть и не маркшейдер [35] , но с большим удовольствием сделаю эту работу.
Андрей Петрович поймал себя на мысли, что ему приятно работать с Николаем Семеновичем не только как с хорошо подготовленным специалистом, но и как с человеком, близким по духу. Он убедился, что ему очень не хватало его все это время.
— Вы нас сразу нашли? — озабоченно спросил он.
— Конечно. Мы, еще будучи на вершине, поняли, что вы сменили место базы, так как больше не видели огонька костра на привычном месте. А спустившись к реке и увидев крест на месте бывшей стоянки, нашли вашу записку. Пройти же сорок верст по ровному берегу реки не представляло никаких трудностей.
— Хорошо. Подключайте свою группу к общей работе. За старшего там Евдоким Захарыч.
* * *
Они сидели за грубо сколоченным столом на чурбаках, заменяющих стулья, и Андрей Петрович изучал черновик карты, представленной Николаем Семеновичем. На ней была нанесена вся долина реки Провидения от залива Аляска до истока, вытекающего из далекого озера, и большой район, ограниченный с севера подковообразным хребтом, над которым красовалась надпись: «Аляскинский хребет».
— Я предлагаю, не мудрствуя лукаво, назвать этот хребет именно так, — вопросительно посмотрел Николай Семенович, на что Андрей Петрович утвердительно кивнул головой.
«Хорошая работа, — отметил он про себя, — и нужная. Молодец геодезист, не зря ест казенный хлеб, как говаривал Баранов. Надо бы как-то отметить его радение».
— А как вы назвали вершину, с которой вели наблюдения?
— Никак, — опешил Николай Семенович.
— Так давайте ей дадим название «гора Измайлова»? Каково ваше мнение по этому поводу?
Лицо геодезиста вспыхнуло от смущения.
— Что вы, Андрей Петрович! Ведь для этого нужны заслуги, и не малые, а я, по моему мнению, таковыми пока не располагаю.
— А они налицо, Николай Семенович. Во-первых, вы нанесли на карту все побережье залива Аляска с прилегающей к нему полосой суши. Во-вторых, вы первым взошли на эту вершину, определили ее географические координаты и нанесли на карту большой район вплоть до Аляскинского хребта. А это далеко не малые заслуги.
— Все равно мне как-то не по себе, — признался тот. — И как на это посмотрит Александр Андреевич Баранов?
— Начальником экспедиции являюсь я. Поэтому берите карандаш и при мне надписывайте: «гора Измайлова». Теперь во всех атласах мира будет увековечена ваша звучная фамилия.
— Большое спасибо, Андрей Петрович, но я действительно до сих пор не в своей тарелке.
— Спасибо вам. А это со временем пройдет…
Вернувшись в Петербург из кругосветного плавания и уладив свои служебные дела, Фаддей Фаддеевич известил Петра Ивановича о том, что хотел бы посетить его дом для передачи подарка от его сына. В назначенное время глава семейства встречал новоиспеченного лейтенанта на широком крыльце своего большого дома.
Войдя в хорошо знакомую гостиную, в которой уже находились матушка и обе дочери, Фаддей Фаддеевич церемонно раскланялся с дамами и, поискав глазами подходящее место, поставил клетку, накрытую великолепным покрывалом, на край большого стола. А затем, естественно, попал под «перекрестный допрос» родителей, которых интересовало буквально все, касающееся их милого Андрюшеньки. Так продолжалось до тех пор, пока он, воспользовавшись небольшой паузой, не снял покрывало с клетки. По гостиной пронесся вздох восхищения.
— Андрей Петрович наказывал мне в Петропавловске, что на Камчатке, передать вам в подарок вот это «говорящее письмо».
А белоснежный попугай, красавец, который не мог не вызвать восхищения, осмотревшись в новой обстановке, распустил желтый хвост и, вздернув такого же цвета хохолок на голове, четко произнес:
— Андрюша, поручик гвардии!
Матушка, всплеснув руками, лишилась чувств. Забегали дворовые девки, приводя барыню в чувство. Петр Иванович, глядя широко открытыми глазами на это чудо в перьях, истово крестился. Попугай же, как будто ожидая, когда матушка очнется, сделал паузу, а затем затараторил:
— Иван Крузенштерн! Иван Крузенштерн!.. — пока Фаддей Фаддеевич легонько не хлопнул ладонью по столу.
За дверью в гостиную толпились дворовые, во все глаза рассматривая заморское чудо, и обменивались мнениями, шушукаясь между собой. А матушка и не замечала их, завороженно глядя на попугая, и, прижав руки к пышной груди, чуть слышно прошептала: «Андрюша!», сама того не подозревая, подтвердив тем самым кличку, данную ему Андреем Петровичем.
Попугай же, забавно склонив голову на бок, посмотрел круглым глазом на Фаддея Фаддеевича:
— Фаддей, налей, не жалей!
Петр Иванович испуганно посмотрел на лейтенанта — это же чуть ли не оскорбление! Однако Фаддей Фаддеевич, к его удивлению, только улыбнулся:
— Это всего-навсего лишь шутка. Андрей Петрович научил его этой фразе чисто из дружеского ко мне отношения.
Петр Иванович вытер платком вспотевшую шею.
— Ну и шутки у вас, господа офицеры.
— Мыс Горн! Мыс Горн!.. — опять забубнил, как заведенный, попугай.
Петр Иванович вздрогнул. Он очень хорошо помнил по письму Андрюши описание бури, трепавшей «Надежду» у этой страшной черной скалы. И не зря, видимо, тот обучил этой фразе попугая, как напоминание о пережитом. Матушка, видя как изменилось при этом лицо супруга, тихо заплакала.
Фаддей Фаддеевич опять был вынужден постучать ладонью по столу, и попугай сразу же умолк. Затем он повернул клетку дверкой к центру стола и открыл ее. Попугай соскочил с жердочки на пол клетки, неторопливо вышел из нее и, распустив крылья, вперевалку пошел по столу, повторяя:
— На море качка, на море качка…
Это было впечатляющее зрелище, и Петр Иванович смеялся до слез вместе с дочерьми, в то время, как матушка в полголоса причитала:
— Как же вам доставалось в дальнем плавании, сыночки! Сколько же вы хлебнули лиха!
— Перестань голосить, матушка, — это же мужская работа. Не за кренделями же в конце концов они поплыли в дальние страны, а во славу Отечества. Понимать надо! — сурово молвил Петр Иванович.
— Чтобы попугай успокоился и не мешал работать, накройте клетку покрывалом. Он сразу же притихнет, — давал последние наставления Фаддей Фаддеевич. — Вот остатки корма, а вот это список, чем его можно кормить. Написан, между прочим, рукой Андрея Петровича.