Он вспомнил, как в батюшкином имении дворовые дети плели корзины из ивовых прутьев. Он тоже участвовал в этом деле, однако по этому поводу матушка жаловалась Петру Ивановичу, что, мол, Андрюшенька занимается не барским делом. На что батюшка советовал ей не обращать на это внимания, так как в жизни все может пригодиться. И Андрей Петрович решил воспользоваться прошлым опытом.
Заготовив прутьев, похожих на ивовые, он приступил к делу. Не все сразу получалось, приходилось многое переделывать по несколько раз, но в конце концов первая корзина была готова. Затем он помучился с ручкой для нее. Занимался он этим делом, конечно, в хижине, подальше от любопытных глаз, но теперь можно было показать товар лицом. Андрей Петрович передал готовую корзину Малоннеле, и та вышла из хижины с сияющим лицом.
Мальчишки, дежурившие у хижины своего кумира и предполагавшие, что тот опять что-то затеял, были в восторге, рассматривая невиданную вещь в ее руках. А когда она дала им подержать корзину, то на их восторженные крики сбежались и взрослые. Фурор был полным. Женщины по очереди брали корзину и ходили с ней туда-сюда, покачивая бедрами. Они сразу оценили ее достоинства. Легкая, прочная и вместительная, она была одинаково удобна для переноски и желудей, и рыбы, а удачно сплетенная, и для роженицы. Женщины оживленно обсуждали ее достоинства, и в их разговоре то и дело проскальзывало новое для них русское слово «корзина».
Андрей Петрович со временем организовал обучение искусству плетения корзин всех желающих, и вскоре они стали неизменным хозяйственным атрибутом индейцев.
Разумеется, его очень интересовало единственное, но грозное оружие индейцев — луки и стрелы, которые были доведены ими до совершенства. Ведь им приходилось использовать их не только для охоты на животных, но и в беспрестанных войнах с соседними племенами. Наконечником стрелы являлся заостренный кремень, он натирался ядом, полученным из какого-то корня, секрета изготовления которого Андрею так и не рассказали. Луки для большей упругости индейцы обтягивали жилами, благодаря чему сила и скорость, с которой летела стрела, была чрезвычайной: пущенная вверх, она в одно мгновение терялась из виду.
Андрей Петрович довольно часто и подолгу занимался с молодыми индейцами основами верховой езды. Лошадей у них не было, но это пока. Он дальновидно предполагал, что со временем они у них обязательно будут, и конные отряды индейцев, пусть и небольшие по численности, станут головной болью для испанцев, которые и покорили-то Америку в свое время исключительно благодаря наличию конных отрядов конкистадоров [39] .
Надо было видеть горящие глаза юных индейцев, восседавших в седле! Оторвать их от этих занятий было не так-то просто. Зато забот у него по уходу за лошадью не было абсолютно никаких. Юноши готовы были часами чистить ее, мыть, расчесывать гриву и хвост, постоянно ссорясь между собой за право делать это.
К своему удивлению, каких-либо культовых следов в их быту Андрей Петрович так и не обнаружил, так как не было и намека на какую-либо касту жрецов, характерную, например, для полинезийцев. Причины этого странного, с его точки зрения, явления он так и не выяснил ввиду как недостаточного знания их языка, так и деликатности самой темы, исключавшей возможность длительных расспросов. Во всяком случае, он не увидел никаких идолов или тотемов, перед которыми они бы преклонялись.
Но объясняться с индейцами на их языке он уже мог благодаря усилиям Малоннелы и «полупереводчика». Это было большим достижением, так как теперь он мог более или менее успешно общаться с вождем один на один. А их длительные беседы привели к тому, что к концу пребывания Андрея Петровича в гостях у индейцев, он в общих чертах договорился с их вождем о переходе его племени под покровительство русского императора со всеми принадлежащими ему территориями, простиравшимися почти вплоть до Орегона. И даже составил соответствующий договор, который вождь вместо подписи скрепил отпечатком своего большого пальца.
* * *
Пришло время прощаться, ибо была уже глубокая осень, которая здесь особо и не чувствовалась, но Андрею Петровичу нужно было до зимы обязательно вернуться в Новоархангельск.
Малоннела и до этого была «первой дамой» племени, но за это время прямо-таки расцвела и приобрела какую-то особую осанку, выделявшую ее среди остальных женщин. Андрей Петрович, обняв ее, горячо поблагодарил за гостеприимство и дружбу, доставившую обоим столько радостей. А Малоннела, прильнув к нему своим упругим девичьим телом, страстно отвечала на его поцелуи. Андрей Петрович, уже привыкший к быту индейцев и непосредственности в их поведении, не испытывал при этом какой-либо неловкости.
Затем дружески распрощался с вождем и с остальными индейцами, всем племенем провожавших его, вскочил на коня и поскакал в селение Росс.
И еще долго вслед за ним бежали индейские подростки, прощаясь со своим так полюбившемся им амиго Андрэ…
В 1814 году скончался губернатор Верхней Калифорнии Аррильяга, на которого Кусков чуть ли не молился, и Фердинанд VII, только что вернувшийся на испанский престол после изгнания французских оккупантов, строго предписал новому губернатору де Сола удалить русских из Калифорнии. Однако русскому правительству не было сделано по этому поводу никаких представлений (а как можно было это сделать, если русские войска стояли в Париже, и именно благодаря этому Фердинанд VII смог возвратиться со своим двором в Мадрид?!), и оно, соответственно, не предпринимало никаких ответных действий по этому вопросу.
Де Сола, ознакомившись со сложившейся обстановкой, понял, что у него нет никаких возможностей выполнить указание своего короля, так как в его распоряжении были военные силы, не превышавшие 200 человек, в основном верховых. А с такими силами взять штурмом крепость Росс не представлялось возможным, так как она была гораздо мощнее крепости самого Монтерея.
Впрочем, вполне возможно, что это обстоятельство служило для него хорошим предлогом оставить все по-прежнему, ибо доходы от соседства с русскими не уменьшались, потому что Испания и без того практически ничего от Калифорнии не получала, зато была уникальная возможность ввозить все необходимые для испанцев товары на компанейских судах, посещавших русское селение. Единственное, чего реально мог добиться губернатор, так это пресечь возможность расширения присутствия Российско-Американской компании в Калифорнии.
Поэтому-то Кусков и жаловался Баранову на испанцев, которые делают все возможные препятствия, чтобы русская колония не увеличилась. Не продают им ни быков, ни коров, а уж тем более лошадей. «Эдак, пожалуй, дойдут они до того, что и выгонят нас», — сокрушался он. И учитывая изменившуюся обстановку в Верхней Калифорнии, Баранов принял меры по усилению обороны крепости Росс.
* * *
Компанейское судно «Екатерина», осторожно преодолевая неширокий, не более 40 саженей проход, входит в гавань залива Малая Бодега. Андрей Петрович, стоя на верхней палубе в окружении полусотни промышленников и алеутов, взволнованно смотрит на так знакомый и в то же время изменившийся берег. Вот все тот же длинный магазин, а попросту сарай, для хранения товаров и различных припасов, но несколько правее возвышается еще строящаяся, но почти готовая верфь, все пространство вокруг которой засыпано стружкой, щепой и прочими строительными отходами. Мастеровые, покинув стройку, бегут к причалу. Сразу видно, как развернулся Кусков за время его отсутствия.