– Послушай… – начала Алисса.
У нее на щеках еще блестели слезы. Робин поняла, что у Алиссы нет привычки благодарить.
– Спасибо, ясно тебе? – сказала она чуть ли не со злобой.
– Не за что, – отозвалась Робин.
– Я никогда… То есть… Познакомилась с ним не где-нибудь, а в церкви. Думала, наконец-то хорошего парня нашла. Он с девочками ладил…
Она всхлипнула. Робин хотела обнять Алиссу, но передумала. Все плечи были в синяках от ее ударов, а распоротая ножом рука болела как никогда.
– Бриттани правда ему названивала? – спросила Робин.
– Он так говорил, – вытерла Алисса слезы. – Сказал, что бывшая жена его заложила, заставила Бриттани его оболгать… Сказал, чтоб я не верила, если заявится блондинистая девка и начнет всякую фигню пороть.
Робин вспомнила низкий голос, шепчущий ей в ухо: «Мы знакомы, девочка?» Он подумал, что она – Бриттани. Так вот почему он повесил трубку и не перезвонил.
– Мне лучше уйти, – сказала Робин, переживая, что не сможет быстро добраться до Уэст-Илинга.
Все тело болело. Алисса отлично дралась.
– Ты позвонишь в полицию?
– Надо бы, – ответила Алисса. Робин поняла, что эта мысль для Алиссы внове. – Позвоню, наверно.
Бредя по темной улице, крепко сжимая в кармане тревожный брелок, она размышляла, что же сказала Бриттани Брокбэнк своему отчиму, и, кажется, догадывалась: «Я все помню. Еще хоть раз что-нибудь про тебя услышу – сразу пойду в полицию». Быть может, так она успокаивала свою совесть. Боялась, что с другими он делает то же, что делал с ней, но не решалась официально заявить на него, а тем более задним числом.
Предполагаю, мисс Брокбэнк, что ваш отчим никогда вас не трогал и что эта история полностью сфабрикована вами и вашей матерью…
Робин знала, как это работает. Адвокат защиты, с которым ей приходилось сталкиваться, беспощадный и желчный, бегал по ней лисьим взглядом.
Вы возвращались из студенческого бара, где выпивали, так, мисс Эллакотт?
Вы во всеуслышанье пошутили, что вам… э-э-э… не хватает внимания вашего бойфренда, так?
Когда вы познакомились с мистером Трюином…
Я не…
Когда вы познакомились с мистером Трюином возле общежития…
Я не знакомилась…
…вы сказали мистеру Трюину, что вам не хватает…
Мы никогда не разговаривали…
Предполагаю, мисс Эллакотт, что вам сейчас просто стыдно, коль скоро вы пригласили мистера Трюина…
Я не приглашала…
Вы пошутили, мисс Эллакотт, не так ли, в баре о том, что вам не хватает интимного внимания…
Я сказала, что мне не хватает…
Сколько вы выпили, мисс Эллакотт?
Робин слишком хорошо понимала, почему люди боятся признаваться в том, что с ними сделали другие, боятся, что им скажут, будто эта грязная, позорная, мучительная правда – лишь плод их больного воображения. Ни Холли, ни Бриттани не были готовы к открытому судебному разбирательству, и, скорее всего, Алисса и Эйнджел тоже слишком напуганы. И при этом ничто, за исключением смерти или тюрьмы, не способно заставить Брокбэнка перестать насиловать маленьких девочек. Но даже несмотря на это, Робин надеялась, что Штырь его не убил, иначе…
– Штырь! – крикнула она, увидев прошедший впереди в свете фонаря высокий силуэт.
– Сбежал, сучара! – Голос Штыря отдавался эхом. Кажется, он не понимал, что Робин в ужасе просидела два часа на жестком полу, молясь, чтобы он вернулся. – Такой жирдяй, а шустрый.
– Полиция его найдет, – ответила Робин, неожиданно ощутив слабость в коленях. – Думаю, Алисса на него заявит. Штырь, ты не мог бы… Пожалуйста, отвези меня домой.
Came the last night of sadness
And it was clear she couldn’t go on.
Blue Öyster Cult. «(Don’t Fear) The Reaper» [95]
Ровно сутки Страйк оставался в неведении относительно действий Робин. На следующий день она не ответила на его звонок в обеденное время, но, поскольку он был занят собственными дилеммами, ему и в голову не приходило сомневаться, что она сидит дома с матерью; он не забил тревогу и даже не перезвонил. Ранение напарницы стало данностью, и Страйк, дабы не поощрять ее в мыслях, что она вот-вот вернется в строй, не собирался делиться с Робин откровениями, посетившими его возле больницы.
Но теперь тревога вышла на первое место. В конце-то концов, сейчас, в пустом, тихом офисе, никто не претендовал на его время и внимание, клиенты не приходили и не звонили. Страйк курил одну за другой свои «Бенсон энд Хеджес»; тишину нарушала только муха, жужжавшая между открытыми окнами в неярком солнечном свете.
Оглядываясь назад, детектив ясно сознавал, что за истекшее время – почти три месяца, прошедшие с момента доставки той посылки с отсеченной ногой, – совершил немало ошибок. Он должен был установить личность убийцы сразу после визита в дом Келси Платт. Если бы он тогда сделал правильный вывод, если бы не дал убийце ввести себя в заблуждение, не отвлекся на других безумцев, то Лайла Монктон не лишилась бы пальцев, а Хизер Смарт спокойно трудилась бы в своем строительном кооперативе, завязав, наверное, с выпивкой на всю оставшуюся жизнь после поездки в Лондон на день рождения родственницы.
Опыт службы в Отделе специальных расследований Королевской военной полиции научил Страйка отстраняться от эмоций, связанных с последствиями уголовных дел. Накануне вечером он лопался от злости на самого себя, но, даже обрушивая на свою голову проклятия за близорукость, не мог не поражаться наглой изощренности убийцы. Насколько же артистично тот использовал прошлое, вынуждая его, Страйка, рассматривать другие версии, терзаться вопросами, ставить под сомнение собственные выводы.
Утешало, хотя и слабо, лишь то, что убийца с самого начала входил в число подозреваемых. Страйк не припоминал, чтобы какое-либо из предыдущих расследований давалось ему столь мучительно. Сидя в пустом агентстве, он все больше укреплялся в мысли – возможно, ошибочной, – что его выводы не убедили офицера полиции, с которым он поделился, и не были доведены до сведения Карвера, а потому любые убийства, которые могли произойти в ближайшее время, будут целиком на его совести.
Но если возобновить расследование, если вновь приступить к наблюдению и слежке за преступником, то Карвер приложит все силы к задержанию не убийцы, а Страйка – за препятствие осуществлению следственных действий. Да на месте Карвера Страйк и сам поступил бы точно так же; правда, при этом, в коротком приливе злорадства подумал Страйк, он лично прислушался бы к чьему угодно мнению, пусть даже самому ненавистному, но содержащему хотя бы крупицу достоверности. В таких сложных расследованиях недопустимо отмахиваться от свидетеля лишь потому, что он когда-то тебя посрамил.